— Средств не хватило. Вот теперь нам выделили деньги для строительства другого крыла. Хорошо, если его сумеем подвести под крышу. А потом будет так же стоять.
— Но ведь средства отпускаются точно по смете.
— Так-то оно так. Но почти все работы обходятся дороже, чем предусмотрено. А есть и такие сметы, которые делаются за сотни километров отсюда. Одним словом, Надя, скоро сами увидите.
Перед домом была прорыта глубокая траншея для канализационных труб. Взяв Надю под руку, Вейкко помог ей перейти по узкому мостику. Надя не противилась, хотя и привыкла самостоятельно ходить по строительным лесам и мосткам.
Огород Ларинена находился рядом с высокой кирпичной стеной, а чуть поодаль стоял и его домик. Он прикинул на глаз площадку будущей стройки. Домик не помешает строительству, а вот с огородом придется расстаться.
К ним подошла мать Вейкко.
— Это кто же такая? — спросила она у сына по-карельски.
— Да вот пришла наш огород копать, — пошутил он и тут же пояснил: — У нас больше не будет огорода. На этом месте построим дом. Она будет строить.
Наде он сказал:
— Моя мать. Познакомьтесь. Она, правда, плохо знает русский язык.
Старушка вытерла руку о передник и лишь затем подала ее молодой женщине, сокрушенно проговорив:
— А-вой-вой, неужто на свете больше мест нет? На чужих огородах начали дома строить?
— Что она сказала? — спросила Надя.
— Огорода жалко, — улыбнулся он.
Надя искренне огорчилась:
— Очень жаль. Но можно же завести огород в другом месте. Да и картошка ведь в магазине свободно продается? Или нет?
Вейкко едва удержался от смеха. Вот как они рассуждают, эти городские! Мать сердито повернулась и пошла домой, даже не пригласив гостью зайти.
На обратном пути Надя спросила, где находится почта и принимают ли там телеграммы.
— А вы решили, что мы у черта на куличках живем, даже и телеграмму неоткуда послать, — ответил Ларинен и указал рукой в сторону двухэтажного деревянного дома, стоявшего невдалеке. — Вот почта. Пойдемте, я провожу вас.
На телеграфе было светло и усыпляюще тихо. Маленькая черноволосая большеглазая девушка оторвалась от вышивки и с любопытством смотрела на вошедших.
— Добрый день, Светлана! — приветствовал ее Вейкко.
Девушка ответила ему легким кивком головы, не переставая смотреть на его спутницу.
— У вас тут тихо, спокойно, — сказала Надя. Она попросила бланк для телеграммы.
Усевшись за столик, она написала: «Петрозаводск…» Потом задумалась и, вдруг скомкав бланк, бросила его в урну.
— Испортила, — сказала она Светлане. — Дайте, пожалуйста, еще один.
На втором бланке Надя быстро написала:
«Вологда. Улица Заречная… Мама, переехала на новое место. Подробности письмом. Целую Н а д я».
Выходя с почты, она сказала Ларинену:
— Мне нужно на минутку заглянуть в Дом для приезжих. Потом я приду в управление.
Вейкко случайно оглянулся и увидел Светлану. Высунувшись в окно, она бесцеремонно смотрела им вслед.
— Да, у нас тихо, слишком тихо, — задумчиво проговорил Ларинен. — Так жду вас в управлении.
Начальник встретил его вопросом:
— Ну, как наш новый прораб? — И сам же неопределенно ответил: — М-да!..
Потом добавил:
— Не дают спокойно работать. Тебе придется ехать уполномоченным по весеннему севу. Кажется, в Кайтаниеми. Только что звонили из райкома.
— Опять? — вырвалось у Ларинена. Но он тут же смирился. — Ехать так ехать. Не впервые.
— Приготовь все для Надежды Павловны, — распорядился начальник. — Познакомишь ее с делами. Э-эх, ничего не поделаешь!
Вейкко сел за стол и стал разбирать бумаги. «Опять Ирина останется одна», — сокрушенно подумал он.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Сегодня у Ирины не было концерта. Она целый день мучительно придумывала предлог, чтобы задержаться после работы и не идти домой. Впервые в жизни она хотела прибегнуть ко лжи, но не могла придумать ничего убедительного.
Ирина работала рассеянно. Она путалась, ударяла не по тем буквам и делала столько опечаток, что пришлось вынуть из машинки лист и взять новый.
Время подошло к шести. Люди стали расходиться. У нее кто-то мимоходом спросил, почему она не собирается домой. Ирина ответила неопределенно и принялась еще усерднее стучать по клавишам. Наконец все разошлись, она осталась одна и перестала печатать. Закрыв глаза, она склонилась над машинкой. До условленных семи часов ей нужно еще побывать в райсовете. И вдруг она вспомнила о Вейкко, который, наверно, уже дома и нетерпеливо поглядывает в окно, ожидая ее. «Пусть… Еще один вечер!» — решила Ирина, силясь отогнать мысли о муже. Но они упорно возвращались. «Возможно, для Вейкко это последний вечер, в который ему суждено томиться в неизвестности», — думала Ирина. Может быть, уже завтра она расскажет ему обо всем. Хоть это и будет горькая правда, но лучше сказать все честно и прямо.
Она вздохнула. Ей не хотелось думать об этом сейчас, когда Роберт здесь и когда вся ее жизнь начинается заново.