Под грозой и солнцем

— А что в колхозе сеять? — не удержался Ларинен. — Семена или бумагу?

Лесоев никогда не острил и не отвечал на остроты. Вейкко знал это и, не ожидая ответа, вышел.

Лесоеву было некогда зубоскалить с ним. Все секретари и инструкторы разъехались по колхозам и сплавным рейдам. Ему поручили остаться на месте, и он остался. Дольше всех проработав в райкоме, он лучше всех, в том числе и лучше секретарей, знал делопроизводство и мог в нужный момент ответить на любой вопрос, дать любую справку, умел лучше и быстрее других суммировать и подытоживать полученные из разных концов района сведения. Обладая изумительной памятью, он знал по личным делам, даже не зная в лицо, почти всех коммунистов района и был незаменим при разборе персональных дел. На колкости Ларинена он не обращал внимания: человек вспыльчивый, что с ним поделаешь. Лесоев был работник твердых правил: себя не выпячивать, а скромно, добросовестно выполнять свой долг и держать себя выше всяких симпатий и антипатий.

Сразу после ухода Вейкко Лесоев взял лист бумаги и стал записывать по порядку поручения, которые Кемов дал ему на ходу, спеша к машине.

Ларинен собрался в путь. Была распутица. Машины в Кайтаниеми не ходили. Ему пришлось отправиться на лошади, которую прислали из колхоза за минеральными удобрениями.

В последнюю минуту к нему подошел еще один спутник — инженер-строитель из Петрозаводска. Он ехал выбирать место для нового лесного поселка вблизи Кайтаниеми.

— Так, выходит, мы коллеги, — сказал петрозаводчанин.

— Куда мне с вами, — засмеялся Ларинен. — Вы инженер, а я… так…

Вейкко старался и никак не мог вспомнить, слышал ли он что-нибудь прежде об инженере Роберте Карловиче. Тот, в свою очередь, испытующе осматривал его с ног до головы: так вот он какой, муж Ирины!

Ларинен был не в духе. На это было много причин. Он не спал всю ночь, его беспокоило и мучило странное поведение Ирины. К тому же он уже жалел, что затеял в райкоме глупую перепалку с Лесоевым. Теперь его раздражало даже присутствие этого инженера. С незнакомыми людьми в первые минуты Ларинен всегда чувствовал себя неловко, не умел быть самим собой. Поэтому и сейчас его первые слова прозвучали фальшиво, движения были скованными, а улыбка, которую он постарался изобразить на своем лице, получилась очень неестественной. Петрозаводчанин же вел себя подчеркнуто самоуверенно и все посматривал на него пытливым, чуть насмешливым взглядом.

Роберт удобно уселся в телеге, прислонившись к боковой стенке. Ларинен устроился на мешке с удобрением и не знал, куда деть ноги. Так он и сидел, неуклюже скрючившись.

— Жесткий комбинированный вагон за неимением купейных, — определил Роберт, окинув взглядом телегу.

— Есть у нас автобусы, да вот дороги развезло, — пояснил Вейкко. — Тут некоторые сегодня пешочком отправились.

На лице Роберта выразилось удивление.

— Доберутся. Нашим не привыкать.

Инженер машинально взглянул на поношенные сапоги Ларинена: да, этим людям привычно топать пешком.

Ларинен был уроженцем деревни Кайтаниеми, куда они теперь ехали, и возницу Теппану Лампиева знал с детства. И зимой и летом у него на голове гнездилась неизменная меховая длинноворсая шапка, налезавшая на глаза, из-под которой выглядывал маленький красный вздернутый нос и торчал острый клинышек бородки. Теппана был маленького роста. Особенно короткими казались ноги оттого, что штаны свисали сзади чуть ли не до колен.

— И когда здесь будет настоящая дорога, чтобы не закрывать ее на время распутицы? — вслух подумал Вейкко.

Роберт не торопился с ответом. Зато Теппана, любитель поговорить, отозвался сразу:

— Да оно-то было бы хорошо, а как сделают путную дорогу, ведь нам тогда подавай и железную… Такой нонче народ пошел. А того не подумаем, что в старые-то времена здесь и вовсе пути не было. Помню, послали меня в Петрозаводск интересы карельской бедноты защищать, так вот и пришлось на своих двоих весь путь протопать.

Ларинен хорошо знал, что теперь оставалось только сидеть и слушать. Уж если Теппана завладел разговором, он будет держать его в своих руках так же крепко, как вожжи. К тому же в телеге сидел новый человек. Теппана мог повторять одну и ту же историю одному и тому же человеку по нескольку раз в день, каждый раз по-новому, добавлял все новые подробности.

— Вот были времена, когда мы Советскую власть ставили! — Теппана глубоко вздохнул. — Про те времена нонешняя молодежь не знает, да и не больно интересуется. Помню, собрались мы в Петрозаводск с разных концов нашей красавицы Карелии. Бедняки посылали тогда от каждой деревни умных, лучших мужиков новые законы составлять. От нашей деревни меня отрядили.

— Были там и другие от нашей деревни, — вставил Ларинен.