Под грозой и солнцем

Ирина еще училась в начальной школе, когда умерла мать. Хотя и раньше никто не ограничивал ее прихотей, но после смерти матери она была полностью предоставлена самой себе. Отцу всегда твердили, что такой красавице, как его дочь, незачем быть ни дояркой, ни скотницей. Да и он хотел, чтобы его Иринка училась, «покуда школ хватит». И не его вина, что Ирина, закончив восьмой класс, бросила учебу. Даже и тогда отец не возражал. Он не запрещал ей мечтать о театральном училище, хотя и не совсем понимал, зачем нужно такое училище. Однажды старик видел артистов на сцене. Они вовсе не были похожи на ученых. Один даже при всем народе ходил по сцене в рваной одежде, как самый простой мужик. Но, наверно, Ирине было виднее, все-таки восемь лет ума набиралась, и старик соглашался с ней, приговаривал: «Верно, доченька, верно».

Ирина знала много песен. Отец всегда с удовольствием слушал ее пение, хотя мало разбирался в музыке. Она пыталась объяснить ему, какие чувства музыка вызывает в человеке.

— Песня — это вроде щебетанья птиц чудесным летним вечером. Вот скажи, какие мысли и чувства пробуждаются у тебя весной, когда начинает зеленеть трава и поют птицы?

— Первым делом нужно подумать, чтобы картошку вовремя посадить, — отвечал отец.

Будь Ирина понастойчивей, пожалуй, удалось бы ей в конце концов поступить в театральное училище, но Ирина даже не пыталась. Вот уже и старика отца не было в живых, его схоронили четыре года назад в Кайтаниеми, а Ирина по-прежнему сидела за машинкой.

Вейкко был похож на отца Ирины тем, что тоже никогда не перечил ей. Всю жизнь она привыкла делать то, что захочет.

Вот и сейчас она поступила так, как хотела. Она ехала в Петрозаводск, к Роберту. Навсегда.

Отвернувшись от окна, Ирина с любопытством разглядывала своих попутчиков. Они показались ей слишком будничными. По-видимому, во всем вагоне только для нее эта поездка предвещала большие изменения в жизни.

Ее мысли снова и снова уносились к воспоминаниям, которые мешали ей жить все эти шесть лет и которые ей так хотелось выбросить из памяти. Как отчетливо Ирина видела теперь перед своими глазами залитое лунным светом ласковое, задумчивое море, как до боли явственно ощущала бархатную прохладу южной ночи! Ей казалось, что они с Робертом без конца шагают по морскому берегу, и в ушах у нее звенел шум прибоя, который то ласково шептался с прибрежной галькой, то недовольно, по-стариковски сердито ворчал… И шли они не под руку, как гуляют влюбленные, а рука об руку, как хорошие друзья. Так было лучше. Роберт говорил, что так надо идти по жизни, рука об руку, всегда и во всем вместе — в учебе, в труде, так надо встречать горе, так надо идти навстречу радостям. И ей казалось, что все в жизни осуществимо, когда шагаешь в ногу с другом. Они строили тогда планы на будущее: он станет инженером, она — певицей. И не в должностях, а в самом труде содержание и богатство жизни! Не в обставленной квартире и хорошей одежде. Все это, конечно, нужно, но это дело наживное. Человеку нужно все, решительно все, что только есть хорошего в жизни: и друзья, и книги, над которыми хочется и плакать и смеяться. Нужно такое увлечение работой, чтоб иногда валиться с ног от усталости, а душой ликовать от радости. Случается и горе, и тогда нужны силы, чтобы встретить его и победить… Роберт помог ей это понять, она чувствовала, как это правильно… А теплое ласковое море шуршало рядом.

А потом… Четыре года спустя тоже была лунная ночь. Но это была северная луна, и на улице стояла осень. Она с Вейкко вышла из-за свадебного стола, подышать свежим воздухом. Вейкко держал ее за руку и с нескрываемой нежностью смотрел на нее. Ирина тихо спросила:

— Ну, что скажешь, Вейкко?

Он ответил не сразу:

— Завтра мы пойдем и купим тебе зимнее пальто.

В этот момент Ирина впервые за свадебным вечер вспомнила Роберта и тяжело вздохнула. Зимнее пальто ей действительно купили на следующий же день, но уж лучше бы не покупали. Ирине было бы легче. Немало Вейкко говорил ей и ласковых слов, говорил безыскусно и просто, но тоном, каким говорят с детьми. Ей же хотелось, чтобы к ней относились без покровительства, как к равной. Вейкко был всегда заботлив, он ни в чем не отказывал ей, а ее помощи никогда не просил. Ирина знала, почему перерасходованы средства на строительстве, знала, что Вейкко против стройки левого крыла на улице Березовой, но он не сумел по-настоящему заинтересовать ее своими делами. Иногда он говорил, что ей надо учиться, быть может, снова попытаться поступить в театральный техникум, но дальше разговоров дело не шло. Со временем на нее все сильнее наваливалась тяжесть равнодушия к самой себе и усталость.

А теперь снова все впереди. Она ехала к любимому.

Поезд еще не успел остановиться на станции в Петрозаводске, как Ирина увидела на платформе Роберта. На нем были широкое серое пальто и серая шляпа. Во что бы он ни был одет, она узнала бы его в большой толпе встречающих.

Он подал Ирине руку, помогая выйти из вагона.

Она приехала к Роберту. Навсегда!