Под грозой и солнцем

Хозяйка ответила на ее приветствие очень сдержанно. Как только Ирина упомянула о прописке, она сразу потребовала паспорт и долго рассматривала его, то и дело взглядывая на квартирантку, как бы сомневаясь в подлинности документа. Наконец она вернула паспорт.

— Устроитесь на работу, потом принесете. — И женщина занялась своими делами, не обращая никакого внимания на Ирину.

Ей пришлось уйти.

Неприветливость хозяйки произвела на нее гнетущее впечатление, но Ирина подавила в себе его. Она приехала не к хозяйке, а к Роберту.

Ирина чувствовала в себе достаточно решимости и силы. Вряд ли кто другой на ее месте отважился бы на такой резкий поворот в жизни. Но она понимала, что ей еще многое предстоит сделать. Во-первых, она должна учиться. Непременно. Куда это годится! Роберт и его друзья разговаривают о жизни, о литературе, об искусстве, а она сидит и молчит.

Вчера вечером, когда они вернулись домой, Роберт сказал очень красиво: «У счастья нет завтрашнего дня, у него нет и вчерашнего; оно не помнит прошедшего, не думает о будущем; у него есть настоящее — и то не день, а мгновение». Он спросил у Ирины, помнит ли она, чьи это слова. Она, конечно, не знала, пока Роберт не объяснил, что это слова Тургенева из повести «Ася». «Я тоже должна знать такие вещи, — решила Ирина. — И я должна стать хорошей певицей». Интересно, что подумал бы Роберт, сидя в зале и слушая ее пение?

Время шло. Роберт мог прийти в любой момент. Ирина начала накрывать на стол. Время подходило к семи. Как досадно, что даже в такой вечер что-то мешало Роберту прийти вовремя.

Она оперлась рукой на подоконник и смотрела на улицу. Мимо проходили пешеходы, иногда проезжали машины, но его не было.

За улицей тянулись огороды, старые, покосившиеся изгороди и почерневшие от времени домики. Среди них возвышались кирпичные стены поднимающейся стройки. А вдали, за рекой Лососинкой, стоял сплошной лес новостроек и башенных кранов. «Вот бы Вейкко радовался!» — подумала Ирина и сама залюбовалась далью. А за городом — гладкая озерная синева. Был тихий вечер, и залив казался уснувшим. Лишь белый катер оставлял за собой на спокойной воде взбуруненный пенящийся клин Темной зубчатой стеной виднелся по ту сторону залива Бараний берег, Чертов стул, Соломенное…

«Поедем туда когда-нибудь покататься с Робертом», — подумала Ирина. Но он все не приходил. Время двигалось медленно. Она присела на стул и закрыла глаза. Может быть, так время пройдет быстрее. Но нет, оно ползло еще медленнее. Она снова подошла к окну. Как невыносимо долго тянулось время от семи до восьми часов и еще дольше — от восьми до девяти! Если у него какое-нибудь сегодня собрание, то может ли оно длиться так долго, тем более в субботний вечер?

Ирина взглянула на часики и прислушалась, идут ли они. Часы тикали, и тикали старательно, хотя ей и казалось, что минутная стрелка стоит на месте. Прошла целая вечность, прежде чем стрелка сделала новый оборот и остановилась на десяти.

На душе у Ирины становилось все тоскливее. Она укоряла себя, что была недостаточно нежна и заботлива. Скорей бы пришел Роберт!

Она напрасно всматривалась в сгущающиеся сумерки. Город казался ей теперь таким же неприветливым и чужим, как и хозяйка дома. Ирина чувствовала себя совершенно одинокой. Она снова присела на краешек стула. На глаза навернулись слезы.

Вдруг на лестнице послышались шаги. Но это был не Роберт. В комнату вошла хозяйка и поставила у дверей пустое ведро.

— Пока у вас нет своего, можете пользоваться моим.

Она хотела уйти сразу, но взгляд ее невольно задержался на Ирине. Женщина молча остановилась у порога, и ее холодное суровое лицо подобрело.

— Что с вами? — спросила она.

— Ничего, — Ирина быстро утерла слезы.

— Не плачьте, — сказала хозяйка. — Слезы надо беречь. Когда придет настоящее горе, они помогут. Ничего нельзя тратить зря, даже слезы.

— Да мне и не о чем плакать, — уверяла Ирина.

Роберт не пришел ни в тот вечер, ни в воскресенье утром, ни днем. Пришел лишь вечером. Она не стала его ни о чем расспрашивать. Он казался слишком удрученным. Закурил папиросу, нервно помял ее в зубах и жадно затянулся. Наконец хмуро заговорил:

— Поругался с отцом. Зашел разговор о тебе. Правда, пока не сказал ему, кто ты, но вообще… Он и слышать ничего не хочет. Но я ему еще скажу! Он должен наконец понять, что я уже не ребенок. И мне надоела эта опека. Я не намерен ни перед кем отчитываться в том, что делаю. Я имею право жить самостоятельно. Настоящая жизнь, когда человек свободен…

Ирина не могла ни осуждать, ни упрекать Роберта. Наоборот, она выслушала его с горячим участием. Ее охватило чувство нежности и жалости к нему, но она не знала, как утешить его, чем помочь.

Увидев, что Ирина начала собирать на стол, Роберт махнул рукой:

— Я не хочу. И без того сыт по горло.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ларинен медленно возвращался в деревню с поля Хиллопелто. Вчера прибыл новый трактор. По расчетам председателя, он должен был начать пахоту на Хиллопелто, но на поле было еще очень сыро — сплошная жижа, как Ларинен и предполагал.