Под грозой и солнцем

Солнце уже садилось. Сквозь легкий туман тихо поблескивала спокойная гладь пролива. Откуда-то из-за мыса доносилось осторожное покрякивание уток.

Сегодня из райцентра в колхоз на весенний сев приехали пять человек. Ларинен просил больше, но и это хорошо. Особенных надежд на них он не возлагал. Какая, например, польза от Нины Степановны? За машинкой она на своем месте, а вот физической работы всю жизнь сторонилась. Или от телеграфистки Светланы? Правда, поет она хорошо и на язык бойка, но здесь требуются руки, рабочие руки.

«Ирина тоже могла бы с ними приехать», — с грустью подумал Вейкко. Но она уехала. Он узнал об этом только сегодня от Нины Степановны. Сообщив Ларинену новость, она двусмысленно улыбнулась.

— Ирина хочет серьезно заняться пением, — заметил Вейкко. Ему самому хотелось верить этому.

— Ирина что-то не пела, когда с одним петрозаводчанином прогуливалась за городом. Светлана рассказывала, она их сама видела, — намекнула Нина Степановна.

— Они о концерте договаривались, — тихо пояснил Вейкко. — Она мне говорила.

Нина промолчала: ей было жаль Вейкко.

Шагая по вязкой тропинке, Вейкко старался уверить себя в том, что именно так оно и было. Ирина уехала в Петрозаводск, чтобы стать певицей. Он уже упрекал себя, что подумал плохое о ней и поддался каким-то подозрениям. Он должен был помочь ей, поддержать ее, если она хочет развивать свои способности. Но Ирина и сама виновата, она могла бы прямо сказать ему обо всем. Они ведь разговаривали по телефону на следующий день после приезда Вейкко в Кайтаниеми. Ирина и тогда ничего не объяснила, только сказала:

— Я, наверно, поеду в Петрозаводск. Подробнее напишу в письме.

Видимо, она уехала надолго, а может и навсегда, раз ушла с работы и забрала все свои вещи. Вейкко огорчало, что она не приехала поговорить, посоветоваться с ним. Могла бы она побыть несколько дней в родной деревне, помочь организовать хотя бы кружок художественной самодеятельности.

Ларинен помнил, как более двадцати лет назад в Кайтаниеми был организован первый драмкружок. Тогда они и пьесы писали сами, взяв в основу подлинные факты из жизни деревни. Бывали и такие случаи: если в начале пьесы зрители смеялись над чем-нибудь забавным, то актеры прерывали действие и говорили в публику.

— Рано смеетесь. Самое интересное впереди.

Теперь все это казалось смешным, однако Вейкко с большой теплотой вспоминал те времена.

Ольга была уже дома, когда он вошел в комнату. Тетушка собрала на стол. Сели пить чай. Вдруг Ольга вскочила из-за стола, подбежала к вешалке и вернулась с бумажным кульком.

— Шоколадные конфеты. Мама, Вейкко, кушайте!

— Зачем ты купила? — пожурил ее Вейкко. — Дорого ведь.

— Зачем мне самой тратиться, когда другие находятся, — засмеялась сестра. — Это купил тракторист, который вчера приехал. Уж не знала, как отвязаться от него.

— Как же так? — забеспокоилась мать.

— А так. Он про поля расспрашивал, про агротехнику, про семена да книги. Ну, а я отвечала. Потом он сбегал в магазин, принес конфеты и просил прийти вечером к красному уголку. Сказал, что будет ждать во дворе, у сосны. Он, видишь ли, интересуется, как тут в Карелии растет новый сорт пшеницы — «Северная».

Вейкко улыбался, глядя на сестру. У нее было круглое лицо, пухлые румяные щеки. Нос у Ольги был маленький, вздернутый. Озорные глаза искрились.

Наливая чай, тетушка поинтересовалась:

— Ирина еще не написала, зачем в Петрозаводск поехала?

— Нет еще, — поспешно ответил Вейкко и тут же переменил тему разговора: — Скажи, Ольга, ты не задумывалась, что можно сделать на Хиллопелто, пока не пророем там главную канаву? Ведь это еще не осушка болота, если выкопать несколько канавок, выкорчевать пни и перевернуть кочки.

— Да оно никогда и не высохнет, пока настоящей канавы не будет. Но рабочих рук у нас не хватает.

— Такие работы нынче вручную не производятся. Нужен канавокопатель, мощный трактор.

— Пробовали… — Ольгино лицо сделалось задумчивым, серьезным. — Канавокопатель завяз в болоте так глубоко, что еле вытащили. Потом увезли и канавокопатель и трактор.

— Стоит еще раз попробовать. Только не нужно слишком низко опускать лемех, когда прокладывают первую борозду. Затем снова по этой же борозде пройти поглубже. Можно и третий раз…

Ларинен хотел серьезно поговорить о Хиллопелто с Кюнтиевым. Сейчас же он вспомнил об этом, чтобы только не вести разговор об Ирине. Но, к удивлению Вейкко, Ольга заинтересовалась его словами:

— Подожди-ка… Что ты сказал? Пройти несколько раз по одной и той же борозде? А ведь верно! Слушай, Вейкко, ты поговори с председателем, тебя он послушает.

— В таких делах нужно всех слушать.

— Ну да! Еще что! Но будь моя воля, на Хиллопелто никогда бы не сеяли ячмень.

— А что бы там сеяли? — Вейкко забавляла самоуверенность сестры.

— Тимофеевку, клевер. Только сначала произвестковали бы. Погоди, я тебе что-то покажу…

Она вскочила, подбежала к шкафу и начала выбрасывать на пол белье, пока не добралась до какой-то бумаги, свернутой в трубочку. Мать рассердилась.

— Что ты за человек! Чистое белье — и на пол…