Под грозой и солнцем

Он посмотрел ей прямо в глаза:

— Ирина, я никогда ни у кого не просил прощения. А теперь вот пришел… Ты можешь простить меня?

— Продолжай, — тихо сказала она.

— Я не могу так больше! Каждый считает себя вправе спрашивать, что я делаю, где и с кем я бываю, любой встречный может остановить меня на улице и спросить, с кем я живу, к кому хожу. — Он помолчал. — Я люблю тебя, Ирина. Я думал, что все будет хорошо. Тогда в твоем городе, когда мы выходили из парка, я говорил искренне. Ты помнишь?.. Я ни о чем другом не мечтал. Но между нами слишком большие преграды…

Ирина удивилась, как спокойно она выслушала его. Пролитые в воскресенье слезы как бы опустошили ее. В душе она уже была готова ко всему. Да и Роберт выглядел сегодня таким жалким, что Ирина чувствовала: она должна быть сильнее его.

— С мнением людей приходится считаться, нравится оно нам или нет, — продолжал Роберт, — а я не предполагал, что люди так плохо отнесутся к нам. Я еще не скоро смог бы ввести тебя в наш дом. Отец категорически против. Мы останемся хорошими друзьями…

— Уходи, Роберт, сейчас же уходи!

— Ты обиделась? Конечно, я понимаю тебя, но подумай, что я могу сделать?

— Уйдешь ли ты наконец?

Оставшись одна, Ирина начала торопливо одеваться. Скорее на улицу, к людям! Там нельзя плакать. Она чувствовала, как к горлу подступает горький комок и силы изменяют ей.

Вернулась она поздно вечером.

На полу под дверью лежало письмо из родного городка. Директор Дома культуры сообщал, что у них утверждена должность руководителя хора. Не согласна ли Ирина на эту работу?

С какой радостью она приняла бы раньше такое предложение! А теперь было поздно. После всего, что случилось, она не могла вернуться туда, где Вейкко, она потеряла его навсегда.

«Что я наделала?!» В последнее время этот вопрос возникал у нее все чаще. Она хорошо знала недостатки и слабости Вейкко, и все-таки он был для нее всегда лучшим человеком на свете. Самым близким и родным. И почему она должна была так дорого заплатить, чтобы понять это? Теперь она одна. На всю жизнь одна… Возврата к Вейкко нет. Она сама сожгла за собой все мосты.

Чтобы отбросить колебания, она сразу написала ответ директору Дома культуры, в котором вежливо отказалась от предлагаемой работы.

Через четыре дня неожиданно явился Роберт. Он был навеселе.

— Пришел проведать, как живешь, — весело сказал он, сняв пиджак и вешая его на спинку стула.

— Что тебе надо? — спросила Ирина.

— Ты еще спрашиваешь! Ну, подойди сюда. — Роберт попытался притянуть ее к себе, но она резко отстранилась. — К чему разыгрывать святую невинность?

— Как ты сказал? — Ирина подошла к нему и с размаху ударила по щеке.

Ей стало легко: словно гнетущая тяжесть свалилась с плеч.

— А теперь уходи!

Роберт вскочил и кинулся к двери. Она схватила со стула его пиджак и выбросила вслед.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Первый секретарь райкома партии Гаврила Николаевич Кемов большую часть времени проводил в колхозах, на лесопунктах или на сплавных рейдах. Особенно часто его видели в деревне Йоутсенярви на лесопункте Виртаниеми, расположенных на противоположных берегах красивого озера Йоутсенярви. Хотя дела шли там не хуже, а, пожалуй, даже лучше, чем где-либо в районе, нередко по субботам он предлагал своему шоферу Наумову:

— А что, Никита, не махнуть ли нам в Виртаниеми? В понедельник утром вернемся.

Оба они — секретарь и шофер — с удовольствием бывали на лесопункте, и у обоих на это имелись свои причины.

Кемов был родом из Северной Карелии, но проработал более четырех лет секретарем партийной организации на механизированном лесопункте Виртаниеми. Вначале лесопункт базировался в деревне Йоутсенярви, а затем в новом рабочем поселке Виртаниеми.

Наумов родился и вырос недалеко от Йоутсенярви. Он начал свою работу шофером на лесопункте и потом долгое время был начальником гаража. А когда гараж перерос в большую авторемонтную мастерскую, для руководства потребовался человек со специальной технической подготовкой. Тогда Наумов решил снова сесть за руль. С этой мыслью он поехал к своему другу Кемову, который был уже первым секретарем райкома.

Прежнему шоферу райкома пришелся не по душе установленный Кемовым порядок — всегда быть готовым к поездке. Он подал заявление об уходе. Его заменил Наумов. Никиту вполне устраивала такая работа. Он и сам был беспокойным. Если Кемов несколько дней задерживался в городе, Наумов приходил к нему в кабинет, садился и тяжело вздыхал. Секретарь спрашивал:

— Ну что злишься?

— Зашел спросить: тут когда-нибудь работают или только бумаги пишут?

Никто в райкоме не разговаривал так с первым секретарем. Некоторые остряки называли его первым советником секретаря. А Кемов только посмеивался.