Под грозой и солнцем

В прошлом году Ниеминен дал Ларинену семена многих сортов, и Ларинен, в свою очередь, давал ему советы, что в какое время лучше высаживать. Ниеминен всегда шутливо величал его на работе инженером, дома — агрономом.

— Смотри-ка, агроном прибыл! — обрадовался Ниеминен. — Ну давай, заходи, заходи. Не бойся, у нас во дворе нет злой собаки.

Старик был перепачкан землей. Он перекатывал камень от клумбы, чтоб освободить место для цветов. Камень был большой и круглый как мяч. Ниеминен старался приподнять его ломом, который каждый раз соскальзывал. Наконец ему надоела эта возня, он отбросил лом, растянулся на земле, навалился плечом и, крепко упершись ногами, начал выталкивать камень. Даже в такой неловкой позе он не мог молчать.

— Н-но, тяни, черт, коль заместо лошади впряглась, — сказал муж жене, когда пришла ее очередь плуг тянуть.

Ларинен поспешил на помощь, и совместными усилиями они откатили камень в яму у изгороди.

— Ну, агроном, выпьем кофейку? — предложил Ниеминен.

Бригадир был увлечен работой, и Вейкко не хотелось ему мешать. Он пообещал зайти позже и вдруг вспомнил, что забыл узнать днем у Нади, как она устроилась. Он спросил об этом у Ниеминена.

— Она живет здесь по соседству, третий дом справа, вон та крашеная дверь. Видишь? Я несколько раз заходил к ней дров поколоть. Топор ведь не для девичьих рук.

Надя была дома, а Вовик уже спал, когда Ларинен постучался к ним. Удивленно взглянув на Вейкко, Надя пригласила его в комнату.

— Зашел посмотреть, как вы устроились, — смущенно проговорил он, как бы оправдываясь за свой приход.

Он машинально вытащил папиросу, но тут же засунул ее обратно в карман. Надя молча ждала, что скажет Ларинен, а он все больше терялся под ее вопросительным, немигающим взглядом.

— У вас тут не очень-то просторно, — сказал Вейкко, чтобы прервать тягостное молчание.

— Для нас хватает.

Он чувствовал, что должен или говорить, или сейчас же уйти.

— Сегодня днем вы правильно говорили… Действительно, мы строим как-то неорганизованно… — Ларинен и сам понимал, что говорит совсем не то, что нужно.

— Все строительные процессы нужно тесно связать друг с другом, чтобы они составляли единый, непрерываемый комплекс, — поддержала разговор Надя.

— Верно. Вот это верно! — Ларинен оживился. — Именно так надо строить. Кстати, об этом у нас был разговор с одним инженером из Петрозаводска. Роберт Карлович… Только не припомню сейчас фамилии. Он спрашивал о вас.

Ларинен не заметил, как Надя побледнела.

— Он очень беспокоился, как вы тут устроились, — продолжал Вейкко. — Даже просил меня помочь вам…

Значит, этот человек, от которого сбежала жена, пришел к ней по совету Роберта. И пришел навеселе! Надя сразу почувствовала, что от Ларинена пахло водкой.

— У вас ко мне какое-нибудь дело? — спокойно спросила Надя.

Ларинен окончательно растерялся:

— Кажется, все… Мне только хотелось сказать… Хорошо, что вы получили комнату… Я, пожалуй, пойду.

Ларинен вышел на улицу и медленно побрел по берегу реки вдоль стандартных домов. Это были дома рабочих стройуправления. И Вейкко не удивился, встретив здесь Нину Степановну.

— Ты уже отдохнул с дороги? — спросила она. — Пошли к нам. Я теперь опять одна-одинешенька. Сирота. Мама уехала к отцу в Кайтаниеми.

Пусть сплетничают. Вейкко уже готов был пойти, — никого не касается, куда он ходит, — но тут вспомнил, что к нему должен прийти Николай, и отправился домой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Было воскресенье. Роберт пришел к Ирине рано утром. Он пожаловался на головную боль, и Ирина уложила его спать. Сама она села у окна и стала смотреть на улицу. Был жаркий день. Люди с корзинками и свертками в руках спешили за город. Она не раз слышала, что на берегах маленькой речки Лососинки есть живописные места. Многие петрозаводчане проводили там выходной день. А они с Робертом еще ни разу никуда не выезжали. В такой день Ирине хотелось погулять по набережной, подышать прохладой озера, побродить по лесу, а не сидеть в этой каморке, которая уже начинала угнетать ее, но о прогулках оставалось только мечтать. Роберт никуда ее не брал, видимо, все еще стеснялся появляться с ней на людях.

Все получилось иначе, чем Ирина представляла. Шли недели, а ее положение продолжало оставаться таким же неопределенным. Новым было разве только то, что она работала машинисткой в одном учреждении.

Роберт часто и много пил. Но Ирина ни в чем не упрекала его. Она знала, что дома у него неприятности из-за нее. И это было так обидно, что хотелось плакать.

Роберт проснулся и закурил.

— Так дальше продолжаться не может! — заговорил он. — Почему мы живем врозь? Я скажу отцу! С меня довольно! Я взрослый человек, имею право жить, как хочу и с кем хочу…

— Так ты еще ничего не говорил? — удивилась Ирина.