— Все они такие, нонешняя молодежь. Или вот, к примеру, та, что весь ваш огород машинами изрыла. Она много школ прошла, в самой Москве-матушке дома строила, все машины знает, все книжки перечитала, а того не знает, что у ребенка отец должен быть… Люди сказывают, что ведь ни копеечки ниоткуда не получает. А почему? Да потому, что никто не посылает. Ребенка-то ведь недолго заиметь — постоишь на ветру, вот и надует, а денег ветром не занесет.
За разговором самовар незаметно пустел. Хозяйка опять наполнила чашки. Теппаниха вылила чай в блюдце, ловко подхватила его четырьмя пальцами и, сложив губы трубочкой, принялась дуть. Но чай был слишком горячий. В ожидании, пока он остынет, Теппаниха снова завела разговор:
— Я своей Нине не раз говорила, чтобы она наперед глядела. О ней люди ничего плохого сказать не могут, слушается она родительского совета. Отцу с матерью за нее краснеть не приходится…
Время было позднее, и Яковлиха заторопилась доить козу. Гостье пришлось поблагодарить хозяйку за чай и распрощаться.
Никакой козы у Яковлихи не было. Весной была, да продала. Убрав самовар и перемыв посуду, Яковлиха взяла веник и подмела пол, уже не первый раз сегодня. Потом, выплеснув из ведра остатки воды, сходила на колодец. Больше у нее не нашлось никакой работы.
Ночью она долго ворочалась в постели, вздыхала, никак не могла уснуть. Медленно и скучно тянулась в городе ее жизнь. Негде порыбачить, теперь не стало и огорода, даже маленького лужка перед домом, чтобы держать козу. Не было и хороших знакомых, с кем бы коротать время. Яковлиха была рада и Теппанихе, но та всегда быстро надоедала ей своей бесконечной болтовней, и тогда хозяйка старалась найти какой-нибудь повод, чтобы выпроводить гостью. Как сегодня: ишь расхвалилась своей дочерью. Уж Яковлиха-то знает, куда гнет старая. Нет, не для ее дочери она растила своего сына!
И в старые времена бывали годы, когда рыба ловилась хорошо, хлеб родился и люди в деревне жили неплохо. А Теппана со своей семьей и тогда голодал. Потом пришло голодное время: и зверь в капканы не попадался, и птица в силки не шла, и рыба не ловилась, а всходы от заморозков гибли. В эти трудные годы все в деревне примешивали в муку сосновую кору, голодали. Для Теппаны это было привычно.
Началась война, интервенция. Народ стал уходить с обжитых мест, многих в Кайтаниеми уже не было в живых. А Теппана жил себе, как и раньше. Потом жизнь начала помаленьку налаживаться. Люди снова усердно взялись за землю, начали отстраивать дома, справлять новую одежду. Как ни худо, а в каждом доме чистый хлеб, на столе молоко, рыба, разное варево. И только Теппана жил по-прежнему в бедности. Пришло время, когда вся деревня пошла в колхоз. Сначала было трудно, но постепенно жизнь наладилась. А у Теппаны она не улучшалась. И снова пришла большая война. Люди из деревни разъехались, жили кто где. Далеко от родных мест был и Теппана с семьей, да жил все так же — только языком болтал. Ничто не смогло переменить его, не сумело заставить его и жену трудиться.
«В уме ли Теппаниха, надумала Вейкко в зятья заполучить?» — сердилась Яковлиха.
Вспомнив о сыне, она тяжело вздохнула. Ей было жалко сына, так жалко — хоть плачь! Вейкко был честным и работящим, как и его покойный отец, и так же хорошо относился к людям. Он и внешне был очень похож на отца. Но уж коль не повезет в жизни, так не повезет. И почему он взял себе жену, которая и детей-то рожать не может? Был бы у нее ребенок, сидела бы дома, а не бегала бы по свету.
Вейкко вернулся домой под вечер следующего дня. Он посвежел, загорел и выглядел моложе. Это сразу бросилось матери в глаза. Она обрадовалась, что сын не стал расспрашивать об Ирине, и решила ничего не говорить ему. Еще заранее мать убрала все вещи, которые напоминали бы Вейкко о ней.
Вейкко передал привет от тетушки и других односельчан, достал гостинцы и пошел умываться. Накрывая на стол, Наталья Артемьевна расспрашивала его о деревенских новостях. Он рассказал, как холодно встретил его вначале дядя Иивана и как потом сказал ему на прощанье: «Хороший мужик из тебя вышел бы, если бы ты остался здесь, в деревне».
— Давай и впрямь поедем в деревню, — подхватила мать, остановившись посреди комнаты с миской рыбы в руках. — Что здесь хорошего? Гляди, и окна-то землей засыпали.
— Я же здесь работаю, — ответил Вейкко.
— А пускай та девка с косами работает.
— И ей дела хватит, — проговорил Вейкко и вдруг, как бы мимоходом, спросил: — Ирина все свои вещи с собой взяла?
Мать утвердительно кивнула головой и сказала:
— Жаль, что не сообщил о приезде, я бы калиток напекла.
Ларинен отправился в управление. У своего бывшего огорода он остановился. Дно котлована было покрыто цементными «подушками», на которых уже начали устанавливать пористоцементные прямоугольники — стены подвального помещения. Ларинен удивился, как много сделали в его отсутствие, и порадовался: «Молодец Надя!»
Уже во дворе Ларинен услышал:
— Раз-два — взяли! Раз-два — взяли!