Под грозой и солнцем

Но однажды на институтском вечере Надя вдруг ощутила на себе его взгляд. Она растерялась, почувствовав, как щеки ее заливает густой румянец. Не подавая виду, что он заметил ее состояние, Роберт продолжал громко разговаривать с приятелем:

— Устаешь от таких людей, которые постоянно держатся на виду. Они утомляют своей звенящей пустотой, подобно пустой бочке. И чаще всего заслоняют от нас хорошего человека, который обычно скромно держится в сторонке, молча…

Он снова взглянул на Надю, словно ища у нее подтверждения своим словам. В знак молчаливого согласия Надя потупила глаза.

А потом Роберт как бы случайно оказался с ней рядом и пригласил ее танцевать. Весь остаток вечера они провели вместе. Расставаясь, они договорились о новой встрече.

Надя знала, что многие девчата завидовали ей, другие дружески предупреждали: «Смотри не влюбись, а то голову потеряешь!» Но она не обращала ни на кого внимания, она была счастлива. Он казался ей самым умным, самым внимательным. А какой он был задушевный, ласковый!..

Потребовалось много времени, пока Надя начала понимать, что он беспечно играл своими знаниями, которые хватал на лету, без труда и бессонных ночей. Его внимательность была наигранной, без души. У него было много друзей, но ни для кого из них он никогда ничем не жертвовал, а дружбу и любовь принимал как должное, как нечто само собой разумеющееся.

Все это Надя поняла много позже. Но даже поняв, прощала ему все. Когда она приехала в Петрозаводск к его родителям, то первое, что бросилось ей в глаза, — портреты Роберта повсюду. Вот трехлетний Робик, пухленький мальчуган в просторном кресле. Этот большой портрет в золоченой раме висел в спальне над кроватью родителей. На комоде — он пятилетний малыш, катающийся на трехколесном велосипеде. В рабочем кабинете отца на стене Роберт-юноша с книгой в руках, задумчивый взгляд устремлен куда-то вдаль. На этом портрете он выглядел настолько неестественным, что Надя не могла не улыбнуться.

— Позируешь, Роберт.

Мать обиделась за сына. Поджав губы, она сухо заметила:

— Почему же? Это — когда он учился.

С дороги молодым приготовили ванну, но тем не менее мать подала сыну в спальню таз с теплой водой, чтобы вымыть перед сном ноги. Надя очень удивилась, а он воспринял это как должное.

Свекровь взглянула на Надю, поставила таз и, выпрямившись, пожаловалась:

— Поясница стала побаливать к вечеру. Годы…

Надя поняла намек, но эта сценка ее так забавляла, что она только улыбалась. Нет, решила она про себя, она не будет подавать в спальню таз с теплой водой для здорового парня.

Когда собрались гости, ее представили только как супругу Роберта, не назвав даже имени. Роберт был всем. В семье Надя чувствовала себя приложением к мужу. Никому, казалось, даже не приходило в голову, что она имела такое же образование, как и он, такую же профессию и, самое главное, чувство собственного достоинства.

Вскоре Роберт стал пропадать вечерами. Родители вздыхали, поглядывая на часы, а когда он, наконец, появлялся, радовались и суетились, стараясь угодить сынку.

Когда же Надя узнала об измене — в маленьком городе ничто не держится долго в тайне, — она приняла эту весть спокойно, так как внутренне, в душе, уже давно была готова к этому. Она принялась неторопливо укутывать ребенка и собирать вещи.

Отец вызвал ее в кабинет, как, видимо, привык на работе вызывать своих подчиненных. Он медленно заговорил, взвешивая каждое слово:

— Роберт, конечно, поступил нехорошо. Очень нехорошо… Но ты же взрослый человек и должна понимать, что супружеская измена в молодости не такое уж редкое явление. А с годами люди остепеняются.

И нашел же он слова для такого случая! Вся жизнь этой семьи вдруг представилась Наде в новом свете. Все здесь было чужим, казенным: и слова, и мебель, и чистота, и сервировка, и даже манера держаться за столом.

Она поежилась, как будто вдруг на нее повеяло холодом.

Хозяин дома тем временем продолжал:

— Уж коль Роберт совершил недостойный нашей семьи поступок, то это вовсе не значит, что и ты должна совершить другой, не менее неблаговидный поступок. Ну куда ты пойдешь? Уйти от семьи…

Надя вскочила.

— Ваша семья?! Да будь она… Прощайте!

В другой комнате свекровь хотела забрать ребенка.

— Внука не отдадим!..

— Не трогайте моего ребенка! — Надя произнесла это негромко, но так, что свекровь попятилась, оставив мальчика.

— Опозорит нас и к нам же вернется, — резюмировал отец, появившись в дверях.

— Пропустите, — потребовала Надя и вышла из комнаты, унося с собой на одной руке ребенка, в другой чемодан.

Во время всей этой сцены Роберт лежал на диване с газетой в руках, на губах у него блуждала презрительная улыбка.

Уже в дверях Надя услышала последние его слова:

— Комедия окончена.

Ее охватила дрожь, когда она вновь вспомнила все это.

Она упрямо тряхнула головой, как бы отгоняя горькие воспоминания.