Под грозой (сборник)

вой Андрейка.

— Это Вовка все,—надул губы маленький.—

Я говорил ему—потише, а он как рванет...

— Врешь, ты сам навалился.

— Сам ты врешь.

Лица у мальчиков покраснели, оба напету-

шились.

«Как бы драки не было», подумал Андрейка

и сказал:

— Ножик бы нужно, подстругать немного.

— Я принесу,—сказал старший и побежал

опять. Андрейка продолжал возиться около сала-

зок, пригоняя полозья, а сам все думал1 : удастся ли

его затея?

И вдруг— динь, динь, динь. Зазвонил колокол

на вышке.

Андрейка вздрогнул и насторожился.

Из казармы вышла рота солдат со штыками

и рассыпалась цепью по двору. И вслед затем из

дверей главного корпуса стали выходить гуськом

арестанты.

Андрейка впивался глазами в лица арестован-

ных—не отец ли? Все они как будто были похожи

один на другого—желтые, измятые, обросшие

волосами- лица, и на каждом сумрачный валет.

Старший мальчик бежал вприпрыжку, жуя на

ходу белый калач.

У Андрейки заныло в животе, когда он увидел

хлеб в руке мальчика, но он сейчас же забыл об

этом.

— Вот тебе нож,— сказал мальчик и добавил

досадливо:

— Эх теперь нас не скоро выпустят.

— Почему?—спросил Андрейка.

— Пока арестанты во дворе, никого не выпу-

скают.

«Тем лучше», подумал Андрейка и стал прила-

живать полозья.

Строгает ножем дерево, а сам все поглядывает

на двери тюрьмы, откуда все шли, да шли аресто-

ванные. Выйдя из дверей, они сворачивали направо

и шли по одиночке вдоль стены, мимо солдат со

штыками.

Отца, однако, не видно.

«Может, он не в этой тюрьме», подумал

Андрейка и руки у «его задрожали.

Бросив строгать, он приладил полозья и стал

приколачивать их гвоздями. Прибил один, потом

другой, потрогал руками—крепко, и сказал:

— Ну, вот и готово. Теперь, как новенькие, на

сто лет хватит.

Мальчики наклонились над салазками, потро-

гали полозья.

— Крепко,— сказал старший.—Ну, я отнесу

молоток, да нож, а потом пойдем спускаться.

Андрейка остался с маленьким возле салазок.

Головка длинного арестантского хвоста обо-

гнула тюрьму и потянулась ко входу. Первые

ряды поднялись по ступенькам, и тюремные двери

опять стали глотать их.

Андрейку все больше охватывала тревога.

«Может, я проглядел отца»,—подумал он, про-

должая вглядываться в лица.— «Как тогда пере-

дать записку? Кому? Как подойти?»

Он в стенах тюрьмы, перед ним арестованные,

и он не видит отца, не знает, кто здесь друг и кто

враг.

«Если бы пройти вдоль рядов, то можно бы

увидеть», думает Андрейка. Но как пройти? Кру-

гом солдаты с ружьями.

И вдруг его осенило.

— Садись, я покатаю тебя,— сказал он маль-

чику, который стоял, скучая, около салазок.

Тот прыгнул на салазки, и Андрейка, запроки-

нув голову, как заправский конь, помчал салазки

мимо арестантских рядов.

Бежит, остро вглядываясь в лица, а в руке

крепко зажата записка.

И вдруг, впереди, среди других лиц, мелькнуло

знакомое лицо.

Отец...

Сердце забилось шибко-шибко. Андрейка не

сводит глаз с дорогого лица. И видит, что отец

тоже узнал его, глаза у отца округлились, но лицо

спокойное, ни одна черточка не шевельнулась

на нем.

Андрейка поравнялся и, как бы невзначай,

шлепнулся у самых ног отца.

— Легче, паренек,— чужим голосом вымол-

вил отец и, наклонившись, взял Андрейку за руку.

В этот момент Андрейка сунул в руку отца

записку и, как ни <в чем не бывало, поднялся и стал

отряхиваться. А когда оглянулся, серые ряды

арестованных уже скрыли отца.

— Что же ты, конь, спотыкаешься?—сказал

мальчик.

— Ногу ушиб,— пробормотал Андрейка, при-

храмывая, и повернул назад.

Как во сне, промелькнуло для «его все это, он

едва сдерживал свою радость, и хотелось вылететь

стрелою за стены тюрьмы.

Когда двор опустел, Андрейка вместе с мальчи-

ками выбежал за ворота.

— Ну, я домой,— сказал Андрейка.

— А спускаться?—хотели удержать его маль-

чики.

— Я завтра приду.

— Приходи.

«Ждите», подумал Андрейка и пустился во всю

.прыть с пригорка.

Он забежал сперва в комитет и рассказал там,

как он обработал дело.

— Молодец,—похвалил его Иван Петрович.—

Ты нам здорово подмогнул.

Как на крыльях, летел Андрейка домой.

Вбежал и прямо к матери.

— А я тятьку видел.

— Где?

— В тюрьме.

Мать, широко раскрыв глаза, смотрела на

Андрейку, не веря его словам. А он быстро-быстро

залопотал о том, как он попал в тюрьму, как уви-

дел отца и передал ему записку.

20.

Прошло еще два дня в грохоте пушек, в ожи-

дании больших перемен.

С утра занездоровилось матери. Встанет, похо-

дит и опять ляжет. День проковыляла, а к вечеру

совсем слегла. И все хваталась за живот и громко

стонала.

Бабушка слезла с печи, заохала, затрясла го-

ловой.

— Пришло, видно, твое время, Даша. Охо-хо.

Еле двигая больными ногами, взялась за ра-

боту. Затопила печь, поставила воду греть.

Позже, когда у матери боли стали сильнее, ба-

бушка сказала Андрейке:

— Сходи, детка, к Егоровне, скажи—матери

худо, пускай придет.

Андрейка шапку в руки, пальтишко на плечи

и побежал.

Было темно. Бухали пушки. Небо вздрагивало

от пламенных вспышек.

Вот и маленький домик, где живет Егоровна,

, в окнах темно.

Андрейка постучал. Долго не открывали. Потом

блеснул свет, за дверью—голос.

— Кто там?

— От Щербаковых.

— Чего надо?

— Матери худо, зовут вас, бабушка.

— Ах ты, господи, в такое-то время. Погоди

там, сейчас выйду.