Под грозой (сборник)

за железной решеткой на днепровском обрыве.

Черные деревья шушукались между собой, покачи-

вая ветвями, и видно было, что им хочется тепла.

Андрейка шел с ребятами городских школ. Ре-

бята старательно выравнивали шаг, идя густыми

колоннами, по восьми в ряд.

Музыка играла торжественно, а когда она смол-

кала, то раздавалось пение, такое же торжествен-

ное и величавое.

Андрейка в первый раз видел такие похороны.

Не было ни попов, ни икон, ни заунывного звона.

В пении и музыке слышалось больше бодрости,

- чем печали, как будто провожали не мертвых, а

живых товарищей, уходивших куда-то на боевую

работу.

Андрейка переглянулся с товарищем, шустрым

пареньком, которому хотелось не итти, а бежать,—

так и рвался вперед— и сказал:

— А без попов лучше.

— Куда-а,—-даже подпрыгнул тот.—Тут му-

зыка, как на параде, а там как заведут, как замур-

монят, аж сумно станет.

Когда поднялись на бугор и остановились на

минуту, чтобы выравняться, Андрейка оглянулся и

увидел бесконечный людской поток, тянувшийся

по улице вдоль сада. Начало было там, где пока-

чивались красные гробы, а конец терялся далеко

внизу, за домами.

— Народу-то... страсть,—заговорили ребята.

— Прежде генералов так не хоронили. А тут—

простые солдаты.

Двинулись дальше, по высокому берегу Днепра.

Подкрадывался вечер, небо расчистилось, стало

розовато- синим. Солнце спряталось за буграми, но

Заднепровье еще было залито светом, и ярко, как

костры, горели окна в пригородных домах.

...Настанет пора и восстанет народ

Великий, могучий, свободный...

раздавались в вечерней тишине звучные голоса.

Потом и костры погасли. Густо-синяя мгла

легла на леса, на равнину. А небо порозовело,

стало прозрачным, легким, и засветил месяц, тон-

ким завитком, прорезавший синеву.

Уже в сумерки пришли к тому месту, где были

вырыты братские могилы. На краю их поставили

гробы и стали прощаться с товарищами.

Много было речей, и каждая была, как обеща-

ние—бороться до конца за рабоче-крестьянскую

власть. Тысячи глаз были устремлены на красные

гробы, тысячи сердец бились в одно с говорив-

шими. И казалось, что это смотрит, дышит, гово-

рит и слушает единое многоликое существо, гото-

вое и жить, и умереть во славу пролетарской рево-

люции.

Последние минуты. Красные гробы сдвинулись

и поплыли в темную пасть могил. Загремели вы-

стрелы где-то в стороне. Под звуки музыки весь

берег запел прощальную песнь, трогательны и ве-

личавы были ее слова:

«Прощайте же, братья, вы честно прошли свой

доблестный путь»...

Земля застучала о крышки гробов, легла на них

влажными комьями. Пение то затих іло, то снова

раздавалось Месяц спустился ниже, стал светить

ярче, и тени от деревьев, оголенных, но жаждущих

тепла, легли на землю тонким переплетом.

Долго не расходились. Пели революционные

песни, а когда пение затихало, кто-нибудь, неви-

димый в сумерках, подходил к могилам и говорил.

И опять, как тогда на площади, Андрейка, среди

других голосов, услышал знакомый голос—голос

отца.

— Не забудем, товарищи, этот день. Он всех

нас спаял воедино. Мы теперь, как клятвой, свя-

заны друг с другом. Пусть спят наши товарищи,

а мы пойдем строить новую жизнь, и пусть не дрог-

нет у нас рука, если ее придется поднять на вра-

гов. Пообещаем, товарищи, стоять твердо за наше

рабочее дело, всегда помнить о том, что власть

трудящихся— это наша власть, и ею мы завоюем

весь мир!

Когда вслед затем запели «Вихри мятежные»,

Андрейка пробрался к отцу и взял его за руку.

Василий обернулся, увидел сына и сказал:

— И ты здесь.

— Здесь,— вымолвил Андрейка.

И прижался крепко к теплой руке отца.

24.

Похоронили товарищей и еще с большим жа-

ром взялись за работу. Все надо было заводить

на новый пролетарский лад, от маленького до

большого. И не хватало времени, не хватало людей.

В городе было много тайных врагов. Они позапол-

зали в щели и шипели оттуда на советскую власть.

И нужен был всюду зоркий глаз, строгое пролетар-

ское око.

Андрейка почти не видел отца. Забежит отец

домой на минутку,—ни поговорить, ни расска-

зать,—и опять бежит куда-то. Ночью приходил

поздно, а иногда совсем не приходил.

— Некогда, — торопливо говорил он. — Дела

много, рук мало, да и враги наши не дремлют.

Надо быть на чеку.

Первые дни Андрейка с жадностью смотрел, как

преображалась жизнь города. Но смотреть было

мало—хотелось самому что-нибудь делать. А что

делать, как подойти к этому—Андрейка не знал.

Раз вышло так, что Андрейке нужно было по-

видать отца—работал он в Совете. Андрейка по-

шел в Совет.

Дом большой, красивый, много комнат. Тьма

народу в нем—каждая комната гудит, как улей.

Андрейка долго заглядывал то в одну комнату,

то в другую, высматривал отца. И вдруг столкнулся

с Иваном Петровичем. Бежал он куда-то озабочен-

ный, с бумажками в руке, но Андрейку узнал, оста-

новился и сказал весело:

— А-а, товарищ Щербаков, за какими делами?

— Отца ищу.

— В мастерские уехал на собрание. А ты дома,

что делаешь?

Андрейка потупился и сказал:

— Ничего.

— Э-э, так не годится,— покачал головой Иван

Петрович.—При Советской власти все должны ра-