Под грозой (сборник)

нога. Антошка поднес руку к голове—голова обвя-

зана. Эге, стало быть, его хорошо стукнуло... А еще

что? Он приподнялся, заворочался—заныла спина.

Одна нога ничего, другая, как деревянная—не по-

вернешь.

Подошла девушка в белом платье, скромная на

вид, приветливая.

— Лежи, паренек, смирно,—сказала она.—Тебе

нельзя ворочаться.

«Должно- быть, меня здорово огрело»,—подумал

Антошка.

Он не чувствовал ни боли, ни жалости к себе.

Напротив, было даже как будто приятно. Он повел

еще раз глазами по комнате и понял, почему ему

так приятно. В комнате чисто, светло, уютно, кро-

вать мягкая, белая и одеяло теплое, мягкое. Он

никогда не лежал в такой горнице. И та барышня,

что к нему подходила, должно быть, душевная:

у нее добрые глаза и голос приятный, ласковый.

После темной, грязной шахты все это кажется

сказочным. Вот только в голове дергает, как-будто

кто-нибудь срывает там какие-то наросты, да нога

ноет, а то бы совсем хорошо.

Пришел доктор, наклонился к одному, к дру-

гому, посмотрел, поговорил—и всем стало как-

будто веселее, легче. У доктора удивительный

голос: бодрый, звонкий, говорит— словно здоровье

в тело вкладывает. И сам он здоровый, молодой,

бодрый: длинный нос, маленькая темная бородка,

веселые карие глаза. С ним фельдшер, серьезный

черный мужчина, борода с проседью, на носу очки;

смотрит поверх них, а снять не хочет.

Подошли к Антошке. Доктор смотрит весело,

улыбается, точно давно знает Антошку.

— Что, брат, опамятовался?

— Уже,—говорит Антошка.—Вот только в го-

лове дергает.

— А нога как?

— Зудит малость.

— Это от старости, — шутит доктор, накло-

няясь к Антошке.—Ведь, ты старенький, а?

— Нет,—улыбается Антошка. Чудной доктор,—

ишь что придумал.

Доктор осмотрел голову, левую ногу, послушал

спину, постучал по животу.

— Ничего, все в порядке,—сказал он, выпря-

мляясь.— Через три недели будешь ходить.

Он посмотрел еще раз на Антошку, прямо

в глаза и спросил:

— Как же это ты под вагонетку попал?

— И сам не знаю... Так вышло,—промолвил

Антошка.

— Ворон в шахте ловил? Ну, ничего, мы тебя

подправим. Лежи смирно, сам не вставай, а если

что надо, скажи вот Софье Васильевне, она все

сделает.

Доктор указал на девушку, которая давеча под-

ходила к нему, а теперь завязывала ему ногу.

Доктор ушел, а у Антошки осталось надолго

приятное, теплое чувство. Точно его обогрели и

приласкали с холода. Отвык он от этого, и у него

даже зачесалось в горле.

Потом он заснул и проснулся только вечером.

Софья Васильевна принесла ему супу и молока.

Самому было есть несручно, и Софья Васильевна

накормила его. Вышло у нее это просто и ласково.

И опять у- Антошки защекотало в горле.

— Спасибо,—сказал он и заморгал глазами.

В голове гудело по прежнему и ныла глухо нога.

— Что мне повредило?-— спросил Антошка.

— Голову ушибло да ногу, ступню,— сказала

Софья Васильевна.—Да это ничего, пройдет. По-

лежишь недельки три и заживет.

— У вас тут хорошо,—тихо сказал Антошка.—

Не то, что в шахте...

Софья Васильевна улыбнулась и сказала:

— Ну, спи, не болтай зря. А если что надо—

позови.

Она ушла к другим больным, легкая и белая.

Антошка следил за ней глазами и ему казалось,

что всем она несет с собой ласку и успокоение.

Сумерки вливались в окно. Синими казались они

и печальными. А потом вспыхивали звезды и стало

светло... Нет, это не звезды, а лампы, но как они

горят мягко и ровно... Ликтричество...

Антошка заснул. Что-то срывалось и падало

в голове, точно кто-нибудь вязал и обрывал не-

умело кривые узлы. А потом затихло, угомони-

лось, и стали разворачиваться хитрые узоры снов.

XV.

Началась для Антошки новая полоса жизни—

в больнице. Он не жалел, что попал сюда. Болела

нога, гудело в голове, что-то твердое, как кол,

стояло в спине, но это пустяки. Поболит и пере-

станет. Со всеми это случается, а он чем лучше?

Зато он отдохнет здесь—в чистоте, в тепле и

уюте.

Как хорошо проснуться утром не в шахте, не

на грязном сене, а на чистой кровати, в чистом

халатике, видеть свет дневной, снег за окнами и

чистые стены... Немного холодно бывает по утрам,

но сейчас затопят печи и пойдет от них сухое,

здоровое тепло. А потом завтрак... Пища вкусная,

хорошая, только дают мало. Софья Васильевна,

всегда одинаково приветливая и ласковая, говорит:

— Много есть нельзя — вредно. Лучше по-

меньше да почаще.

Славно дремлется после еды. Спишь не спишь,

а так, какое-то забытье... Хлопнут двери, заговорит

кто-нибудь и сна уже нет, улетел, как пух от дыха-

ния, а потом опять что-то обволакивает, обнимает.

В полдень приходит доктор—и вся палата ожи-

вает. Точно дух бодрости вселяется в нее. Он

весело балагурит с больными, выслушивает, рас-

спрашивает, и кажется, будто боли стихают, и

входит здоровье в истомленное тело.

С Антошкой у него всегда шутливые разго-

воры.

— Ну, как дела, старичок?— спрашивает, по-

смеиваясь, доктор.

— Ничего, лучше.

— Мышки в голове бегают?

— Есть немного,— смеется Антошка.

— Ну, мы их скоро выгоним. А нога будет, как-

новенькая, еще танцевать будешь. Спи побольше,

ешь хорошо, смотри весело—и все будет ладно.

Антошку утешали слова доктора. Радовала и

Софья Васильевна своей неизменной приветливо-

стью. В палате она, как солнышко,—и светит, и