Под крышами Парижа (сборник)

Мисс Кэвендиш наплевать на комплимент. Она старается выражать лицом упрек, однако преуспевает лишь в том, что выглядит слегка обалделой. Хуй мой выскальзывает из ее фиги, и она подтягивает жопу повыше, чтоб я снова его вставил…

Артур клянется, что ей это начинает нравиться… Сид говорит, что у него просто воображение разыгралось.

– Ей не полагается это любить, – говорит Сид. – Если ей нравится, значит мы всё неправильно делаем. Что скажешь, Алф… как тебе кажется, ей нравится?

Я не могу думать ни о чем, кроме своего хуя… он потерялся где-то у нее под хвостом, а я кончаю….

Сид готов брать ее следующим. Сука даже ноги не сводит, когда я с нею заканчиваю… оставляет раздвинутыми и ждет, чтоб на нее залез Сид… Мы перестали делать вид, будто держим ее, поэтому я сажусь в кресло и смотрю с другого края комнаты.

Сид ебет ее долго. Когда для него все становится слишком жарко и он готов пальнуть, он прекращает и отдыхает, а мисс Кэвендиш не придумывает ничего лучше, как тоже остановиться. Если б она не перестала ебаться, он бы кончил за половину всего времени, но, как только он перестает совать в нее свой хер, она тоже бросает. Я устаю уже оттого, что за ними наблюдаю…

– Знаешь, а она неплоха, – критически произносит Сид в одну из таких пауз. – Если б мы сюда поднимались почаще, из нее могла бы получиться настоящая пизда. Скажем… смог бы ты уделить пару вечеров в неделю, Артур?

Но угрозы теперь меньше действуют на мисс Кэвендиш… быть может, она убеждена, что ничего хуже с ней произойти не может, или, вероятно, знает, что мы дурим ей голову. Она смотрит на хуй Артура… тот распухает у нее в руке.

– Хватит баки заколачивать, выеби уже ее, а? – ноет Артур. – У меня убивец опять поднялся, но всю ночь он так не простоит…

Сид таранит своим хером ее под жопу и смыкает на ней руки, как краб… Мисс Кэвендиш испускает тихий писк, а затем все стихает. Сида потряхивает, пока он снова вынимает елду…

Артур щурится мисс Кэвендиш в бонн-буш. Как, Христа ради, желает знать он, кто-то вообще будет ебать такой капкан? Оттуда сперва хоть ведром вычерпывай… иначе он с таким же успехом просто елду свою сунет в ведерко горячего молока.

Сид велит ему не быть таким остолопом… тут необходимо одно: просто заправить ей сзади. Просто перевернуть на живот, и все будет в порядке… из нее все тогда вытечет, объясняет он.

– Давай перевернем ее, – говорит он. Но не успевает он ее коснуться, мисс Кэвендиш перекатывается сама.

– Нормально, – несколько удивленно произносит Артур. – Теперь только жопку отклячь, чтоб я тебе под нее вставил…

На самом деле потешно видеть, как мисс Кэвендиш вздымает вверх задницу, после чего оглядывается посмотреть, что там происходит. Меня разбирает хохот, и, когда Сид и Артур тоже подключаются, мисс Кэвендиш выглядит так неловко, что женщин я такими и не видел. Артур шлепает ее по заднице… Она прячет лицо в руках, пока он ей ввинчивает…

Сид произносит прощальную речь, влезая обратно в штаны. Скромность! Мисс Кэвендиш прикрывается простыней и смотрит вбок, пока мы все надежно не влатываемся. Мы сочли ее гостеприимство обворожительным, говорит ей Сид… быть может, еще раз заглянем в гости завтра… скажем, в девять?… и у него есть дружок-другой, которым бы хотелось с нею познакомиться…

* * *

Эрнест сидит и крутит себе сигаретку, почти весь табак просыпает на пиджак. Вырос Эрнест в Оклахоме и никогда не дает тебе об этом забыть. Говорит, что одним прекрасным днем туда вернется, но никогда этого не сделает. Вернуться он не может, потому что никогда не существовало такого места, как то, где Эрнест, по его мнению, вырос…

Он восхищается гобеленом, что я купил у китайской пизды. Очень славный, говорит он, а с хуем у меня как, все ничего? В таком разе он, наверное, как-нибудь днем тоже к ней в лавку прогуляется.

А как та маленькая девочка, с которой я давеча утром застал его в постели? О, та сучка мелкая! Но как же ему хотелось бы ее зацапать! Он ее однажды днем вышвырнул, когда к нему пизда должна была прийти, а на следующий день, когда его дома не было, она ему всю квартиру разгромила. Постаскивала книги с полок, порвала все бумаги в столе, бритвой изрезала матрас, а потом еще и насрала прямо в дверях, куда он наступил, вернувшись.

– Дети, – говорит он…. – Господи, они кошмарны, особенно не по годам развитые. Эта пизденка, к примеру… мстительная, как взрослая баба, и у нее жуткое детское воображение. Исусе, мне о детях и думать страшно… они как Красная Шапочка с волком в постели…

Эрнесту любопытно, не хотел бы я посмотреть на его испанскую пизду – ту, за которой его художница-лесбиянка охотится. Она ошивается в каком-то шпанском заведении, где можно поглядеть настоящее испанское фламенко….

По пути к выходу я останавливаюсь у двери мисс Кэвендиш и прислушиваюсь. Оттуда ни звука. И так весь день, телеграмма с утра так и торчит в дверной ручке…

* * *