Под небом Аргентины

Новакова он не застал Наско медленно брел по улице, сам не зная, куда. Потом решил увидеться с Леной и повернул к дому Пышо. Вечерняя прохлада освежила его. Возбуждение прошло, и он только теперь подумал: о чем же ему говорить с Леной? Да и стоит ли вообще? Почему он должен вмешиваться? По какому праву! Каждый устраивает свою жизнь, как ему нравится. Но его что-то толкало к Лене, а к тому же он во всеуслышание заявил, что помешает этой сделке. Дурак! Теперь не вернешься, не сделав ничего. Видю и Трако со свету сживут насмешками… Надо попробовать поговорить с Леной. Он объяснит ей, насколько серьезно и важно то, что она решила сделать, заставит ее хорошенько подумать. Еще не поздно. Он попытается воздействовать и на Пышо, хоть голова у того затуманена вином. А если надо будет, обратится за помощью к Вете — она-то уже повлияет на Лену.

Мысль о том, что он увидит Вету, и она убедится, какой он благородный, и как он из высоких побуждений хочет помочь ее подруге, заставила его забыть с колебаниях. Он уверенно зашагал дальше. В его уме быстро созрел план: сначала он поговорит с Леной, потом с Пышо и Бетой, а уже потом, если понадобится, — с Новаковым. С "ним Наско меньше всего хотел бы беседовать, он знал, как тот груб и высокомерен. Вряд ли разговор с ним пройдет гладко. В крайнем случае, Наско рассчитывал на свои кулаки…

Войдя в дом Пышо, Наско огляделся с чувством, будто видит все в первый раз. В углу на полу спала мать Лены на домотканом деревенском половике. Старая покосившаяся койка, три ящика, заменявшие стулья, низенький стол, тоже сколоченный из ящиков — вот и вся обстановка. Серые унылые стены из жести действовали угнетающе, в щелях свистел ветер, делая комнату еще более мрачной и неприютной.

"Боже мой, как живут эти люди!" — с ужасом подумал он, и только тогда взгляд его остановился на Лене, тихо сидевшей в углу. Она выжидательно смотрела на него своими светлыми глазами. Ее красивое лицо поблекло. Две глубокие складки, спускаясь от углов сочных губ к подбородку, придавали лицу выражение тупого безразличия. Наско вспомнил жизнерадостную, любознательную и умную девушку, почти ребенка, какой была Лена на пароходе, и подумал, что в последнее время она удивительно повзрослела. Какие мысли волновали ее сейчас?

Из задумчивости его вывел голос Лены.

— Ты зачем пришел, Наско? Поздно уже.

Она сделала ему знак говорить тихо и указала место рядом с собой.

— Мы старые друзья, — заговорил он раздраженно. — Скажу тебе прямо: ты не должна идти к Но-вакову!

Лена опустила глаза. Ее лицо вспыхнуло, потом побледнело.

— Ты не знаешь, что тебя ожидает… Этот старый развратник и пьяница погубит твою молодость!

Она прервала его тоном, который он впервые слышал от Лены:

— Это мое дело!

— Нет, Лена, и мое. Мы друзья и в трудную минуту можем посоветоваться.

— Чем помогут тут советы?

— Ты погубишь свою жизнь, Лена!

Ее глаза смотрели на него холодно, даже вызывающе.

— А что мне беречь? — заговорила она медленно, отчеканивая каждое слово. — Знаю, что меня ждет. В иммигрантской гостинице и здесь, в Берисо, я увидела и узнала больше, чем за всю свою жизнь в деревне. Выхода у меня нет. Чтобы поступить на работу, мне придется пойти на то же — я уже получила несколько предложений. Что выбирать — это или Новакова?

Вопрос Лены поразил Наско, он не нашелся, что ответить.

— Посмотри! — она обвела взглядом комнату. — Думаешь, приятно здесь жить? Словно в темнице сидишь, ветер в щели завывает днем и ночью. Если я останусь здесь, то умру или сойду с ума. А я молода и хочу жить.

— Но то, другое разве жизнь?

— А это, скажешь, жизнь? Знаешь, куда ходила мама сегодня вечером? На улицу, милостыню просить. Принесла хлеба. Мы уже два дня ничего не ели. Отец давно попрошайничает, да все пропивает. Что у меня впереди? Туберкулез в этом дырявом жестяном ящике или Энсенада…

Она помолчала, подыскивая слова.

— Мама больна, еле ноги волочит, бедная. А за эту хибару мы не можем платить, нас скоро выгонят. Да, — промолвила она, словно про себя, — уж лучше одному мужчине принадлежать, чем оказаться в Энсенаде. Староват он, правда, зато много зарабатывает. Попытаюсь приручить его, может, и женится на мне. Обещает, не знаю, верить или нет. Ясно только, что выбора у меня нет.

У Наско словно сдавило горло. Слова девушки, убогость обстановки взволновали его больше, чем он мог допустить. Он порывисто сжал ее руки в своих:

— Не надо, Лена! Не губи свою жизнь! Я буду помогать вам, пока ты найдешь работу.

Она грустно улыбнулась.

— Поздно. Он заплатил за несколько месяцев вперед. С завтрашнего утра я у него на работе.

Он бросил ее руки и с досадой сказал:

— Верните ему деньги! Если вы потратили что-нибудь, я добавлю!

Лена долгим взглядом посмотрела на него.

— Зачем обманывать себя, Наско? Через несколько дней твои намерения испарятся… Я же знаю тебя — ты легко загораешься и так же легко охладеваешь. Вино, карты, приятели поглотят тебя снова, и ты сам будешь удивляться своим обещаниям… Я не сержусь, каждый думает о себе. Здесь так. Спасибо тебе. Я как-нибудь справлюсь.