Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

Она изъ вжливости отвтила и на это, но я хорошо видлъ, что она не хотла разговаривать со мной.

Она была такъ прелестно одта. На ней было новое свтлое платье, которое такъ хорошо шло къ ея голубымъ глазамъ…

На слдующій день съ Эрикомъ случилось несчастье. Лошадь понесла, онъ упалъ, его потащило по земл и онъ сильно расшибся о заборъ. Онъ былъ очень помятъ и харкалъ кровью даже черезъ нсколько часовъ, когда уже пришелъ въ себя. Фалькенбергъ долженъ былъ замнить его.

Я притворился, что огорченъ этимъ несчастьемъ, и былъ мраченъ и молчаливъ, но я вовсе не былъ огорченъ. Конечно, я не питалъ никакихъ надеждъ относительно фрёкенъ Елизаветы; но тотъ, кто стоялъ мн поперекъ дороги, теперь убрался.

Вечеромъ я пошелъ на кладбище и услся тамъ. «Что, если бы теперь пришла фрёкенъ Елизавета!» — думалъ я. Прошло четверть часа, и она пришла. Я быстро поднялся и притворился, что хочу уходить, но потомъ, какъ бы опомнившись, я остался. Но тутъ самообладаніе покинуло меня, я почуствовалъ себя такимъ растеряннымъ, потому что она была такъ близко, и я сталъ говорить что-то:

— Эрикъ — подумайте, съ нимъ случилось такое несчастье вчера.

— Я это знаю, — отвтила она.

— Его понесла лошадь.

— Да. Но почему ты говоришь со мной о немъ?

— Я думалъ… Нтъ, я не то хотлъ сказать. Но онъ, конечно, поправится, и все будетъ хорошо.

— Да, да, конечно.

Пауза.

Мн показалось, что она передразниваетъ меня. Вдругъ она сказала съ улыбкой:

— Какой ты странный. Зачмъ ты приходишь сюда и сидишь здсь по вечерамъ?

— Это обратилось у меня въ привычку. Я коротаю время передъ сномъ.

— Такъ ты не боишься?

Ея насмшка уколола меня, я снова почувствовалъ почву подъ ногами и отвтилъ ей:

— Я только того и хочу, чтобы снова выучиться содрогаться.

— Содрогаться? Ты это прочелъ въ какой-нибудь сказк?

— Не знаю. Можетъ быть, мн попалась въ руки какая-нибудь книжка.

Пауза.

— Почему ты не хочешь быть у насъ работникомъ?

— Я не годился бы для этого. Я теперь собираюсь вступить въ компанію съ однимъ человкомъ, мы пойдемъ съ нимъ бродить.

— Куда вы пойдете?

— Не знаю. Куда глаза глядятъ. Мы — странники.

Пауза.

— Жаль, — сказала она. — Я хочу сказать, что лучше бы ты этого не длалъ… Ахъ, да, что ты говорилъ про Эрика? Я собственно для этого и пришла.

— Онъ боленъ, опасно боленъ, но…

— Что говорить докторъ, онъ поправится?

— Да, докторъ думаетъ, что онъ поправится, такъ я слышалъ.

— Ну, спокойной ночи.

Счастливъ, кто богатъ и молодъ, и красивъ, и знаменитъ, и ученъ… Вонъ она идетъ…

Прежде чмъ я ушелъ съ кладбища, я нашелъ, наконецъ, довольно хорошій ноготь съ большого пальца, и я сунулъ его себ въ карманъ. Я подождалъ немного, стоялъ, осматривался по сторонамъ и прислушивался, — все было тихо. Никто не крикнулъ — «это мой!»

XII

Фалькенбергъ и я отправились въ путь. Вечеръ, холодный втеръ и высокое, ясное небо, на которомъ загораются звзды. Мн удается уговорить моего товарища пойти мимо кладбища: какъ это ни смшно, но мн захотлось посмотрть, нтъ ли свта въ одномъ маленькомъ окошк въ дом священника. Счастливъ, кто богатъ и молодъ и…

Мы шли нсколько часовъ; у насъ не было тяжелой ноши, къ тому же оба мы были чужіе другъ для друга, и у насъ было, о чемъ поговорить. Мы прошли первое торговое село и подходили ко второму, и передъ нами уже вырисовывалась колокольня приходской церкви на ясномъ вечернемъ неб.

По старой привычк, меня потянуло и здсь на кладбище. Я сказалъ:

— Что, если бы мы переночевали гд-нибудь здсь на кладбище?

— Вотъ еще выдумалъ! — отвтилъ Фалькенбергъ. — Теперь везд есть сно на сновалахъ, а если даже насъ прогонятъ съ сновала, то въ лсу во всякомъ случа тепле.

И Фалькенбергъ повелъ меня дальше. Это былъ человкъ лтъ тридцати съ небольшимъ, высокій и хорошо сложенный, но съ нсколько согнутой спиной. У него были длинные усы, которые спускались внизъ и закруглялись. Онъ предпочиталъ говорить коротко и былъ сообразителенъ и ловокъ, кром того, онъ плъ псни прекраснйшимъ голосомъ и во всхъ отношеніяхъ былъ совершенно другимъ человкомъ, нежели Гриндхюсенъ. Онъ говорилъ, смшивая два нарчія и употребляя также и шведскія слова, такъ что невозможно было по его говору узнать, откуда онъ.

Мы пришли на одинъ дворъ, гд лаяли собаки, и гд еще не спали. Фалькенбергъ попросилъ вызвать кого-нибудь для переговоровъ. Вышелъ молодой парень.

— Нтъ ли для насъ работы?

— Нтъ.

— Но заборъ вдоль дороги въ скверномъ состояніи, быть можетъ, мы могли бы поправить его?

— Нтъ. Намъ самимъ теперь въ осеннее время длать нечего.

— Нельзя ли намъ здсь переночевать?

— Къ сожалнію…

— На сновал?

— Нтъ, тамъ еще спятъ работницы.

— Лшій! — пробормоталъ Фалькенбергъ, когда мы уходили со двора.

Мы пошли наугадъ черезъ маленькій лсокъ и старались присмотрть себ удобное мсто для ночлега.

— Что, если намъ возвратиться на тотъ дворъ? — предложилъ я. — Можетъ быть, работницы насъ не прогонятъ?

Фалькенбергъ задумался надъ этимъ.

— Собаки залаютъ, — отвтилъ онъ.

Мы вышли на одно поле, на которомъ паслись дв лошади. У одной былъ колокольчикъ.