Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

— Нечего сказать, хорошъ хозяинъ! Лошади у него въ пол, а работницы спятъ на сновал, - сказалъ Фалькенбергъ. — Мы принесемъ пользу этимъ животнымъ и покатаемся на нихъ немного.

Онъ поймалъ лошадь съ колокольчикомъ, засунулъ въ колокольчикъ травы и мху и вскочилъ на лошадь. Моя лошадь была пугливе, и я съ трудомъ ее поймалъ.

Мы поскакали черезъ поле, нашли калитку и выбрались на дорогу. У каждаго изъ насъ было по одному изъ моихъ одялъ, на которыхъ мы и сидли, но уздечекъ у насъ не было.

Дло шло хорошо, прямо великолпно, мы прохали добрую милю и подъхали къ новой деревн. Вдругъ мы услыхали на дорог людскіе голоса.

— Теперь намъ надо скакать во весь опоръ, — сказалъ Фалькенбергъ, оборачиваясь ко мн.

Но длинный Фалькенбергъ былъ не очень-то хорошимъ наздникомъ. Онъ ухватился за ремень, на которомъ вислъ колокольчикъ, а потомъ онъ припалъ къ ше лошади и обхватилъ ее руками. Разъ передо иной промелькнула высоко въ воздух его нога, — это было, когда онъ свалился.

Съ счастью, намъ не угрожала никакая опасность. По дорог шла молодая пара, они мечтали и говорили.

Мы проскакали еще съ полчаса, посл чего оба почувствовали себя разбитыми и усталыми. Тогда мы слзли съ лошадей и погнали ихъ домой. И мы опять пошли пшкомъ.

Гакгакъ, гакгакъ! послышалось откуда-то издалека. Я узналъ этотъ крикъ, — это были дикіе гуси. Въ дтств меня выучили стоять тихо, со сложенными руками, чтобы не испугать дикихъ гусей, когда они совершаютъ свой перелетъ, — и теперь я сдлалъ то же самое. Меня охватило мягкое мистическое настроеніе, я удерживалъ дыханіе и смотрлъ вверхъ. Вонъ они, они разрзаютъ воздухъ, и мн кажется, что позади ихъ остается полоса, какъ посл корабля на мор. Гакгакъ! раздается надъ нашими головами, и великолпный треугольникъ несется дальше подъ звзднымъ небомъ…

Наконецъ мы нашли сновалъ на одномъ тихомъ двор, и мы проспали тамъ нсколько часовъ. Люди со двора застали насъ тамъ утромъ, такъ крпко мы спали.

Фалькенбергъ обратился сейчасъ же къ одному изъ хозяевъ и предложилъ заплатить за ночлегъ. Онъ сказалъ, что мы такъ поздно пришли наканун, что не хотли никого будить, но что мы вовсе не бродяги. Человкъ отказался отъ платы, а сверхъ того онъ еще угостилъ насъ въ кухн кофе. Но работы для насъ не было. Осеннія работы были вс закончены, и у него съ работникомъ не было никакого дла, кром починки заборовъ.

XIII

Мы пробродили три дня и не нашли работы. Къ довершенію всего, намъ пришлось платить за харчи, и мы становились все бдне и бдне.

— Много ли осталось у тебя и что осталось у меня? Такъ дольше продолжаться не можетъ, — сказалъ Фалькенбергъ и предложилъ начать воровать понемногу.

Мы обдумали наше положеніе и ршили принять мры. О пропитаніи намъ особенно заботиться было нечего, мы всегда могли стянуть гд нибудь одну, другую курицу; но существенную помощь намъ могли оказать только шиллинги, и ихъ-то мы и должны были добытъ. Такъ или иначе, но мы должны были достать денегъ, вдь мы были не ангелы.

— Я не ангелъ небесныя, — сказалъ Фалькенбергъ. — Вотъ я сижу здсь въ своемъ лучшемъ плать, которое для другого служило бы будничнымъ. Я мою его въ ручь и жду, пока оно высохнетъ; если оно разорвется, я его латаю, а когда я заработаю лишній шиллингъ, я покупаю себ другое платье. Иначе и быть не можетъ.

— Но молодой Эрикъ говорилъ, что ты страшно пьешь?

— Ишь, молокососъ! Ну, конечно, я пью. Было бы слишкомъ скучно всегда только сть… Давай-ка поищемъ лучше дворъ съ фортепіано.

Я подумалъ: фортепіано въ усадьб указываетъ на нкоторое благосостояніе, — тамъ мы, врно, и начнемъ воровать.

Подъ вечеръ мы нашли, наконецъ, такой дворъ. Фалькенбергъ заране надлъ на себя мое городское платье, а свой мшокъ далъ нести мн, такъ что самъ онъ шелъ налегк. Нимало не смущаясь, онъ вошелъ на главное крыльцо дома и нкоторое время оставался тамъ. Когда онъ вышелъ, то объявилъ мн, что будетъ настраивать фортепіано.

— Что такое?

— Молчи, — сказалъ Фалькенбергъ. — Я это и раньше длалъ, но я не имю обыкновенія хвастать.

И когда онъ вытащилъ изъ своего мшка ключъ для настраиванія, я понялъ, что онъ говорилъ серьезно.

Мн онъ веллъ находиться гд-нибудь поблизости, пока онъ настраиваетъ.

Я бродилъ кругомъ и старался коротать время. Иногда, когда я подходилъ къ южной сторон дома, я слышалъ, какъ Фалькенбергъ обработывалъ фортепіано и какъ онъ колотилъ по немъ. Онъ не могъ взять ни одной ноты, но у него былъ хорошій слухъ; если онъ натягивалъ какую-нибудь струну, то онъ слдилъ за тмъ, чтобы потомъ привести ее въ прежнее состояніе, такимъ образомъ, инструментъ не длался хуже, чмъ былъ раньше.