Все было бы прекрасно, если бы не было молодой барышни, въ которую я влюблялся съ каждымъ днемъ все больше и больше. Ее звали Элишеба (Елизавета). Ее нельзя было назвать красавицей, но у нея были алыя губки и голубые глаза съ яснымъ взоромъ очень молоденькой двушки, — и это длало ее прелестной. Элишеба, Елизавета, ты едва распускаешься для жизни, и твои глаза впервые увидали свтъ. Когда ты однажды разговаривала съ молодымъ Эрикомъ съ сосдняго двора, то въ глазахъ твоихъ появилось томное и нжное выраженіе……………………………….
Что касается до Гриндхюсена, то для него не было никакой опасности. Въ молодые годы онъ былъ большимъ охотникомъ до молодыхъ двушекъ, да и теперь еще онъ ходилъ козыремъ по старой привычк и шляпу носилъ набекрень. Но онъ притихъ и уходился, чего и слдовало ожидать; это былъ законъ природы. Однако, не вс слдовали закону природы и не притихали, — чмъ это могло кончится для нихъ? А тутъ еще, какъ на грхъ, появилась эта маленькая Елизавета! Впрочемъ, она вовсе не была маленькой, она была одного роста съ матерью. И у нея была высокая грудь матери.
Съ того перваго воскресенья меня больше не приглашали на кухню пить кофе, и я этого вовсе не хотлъ и самъ старался избгать этого. Мн все еще было стыдно. Но вотъ однажды среди недли ко мн пришла одна изъ служанокъ и сказала, чтобы я не уходилъ въ лсъ каждое воскресенье посл обда, а приходилъ бы пить кофе. Такъ хотла барыня.
Ладно.
Надть мн мое городское платье? Быть можетъ, было бы не лишнее, если бы молодая двушка составила обо мн нсколько иное мнніе, если бы она догадалась, что я по собственному почину бросилъ городскую жизнь и переодлся въ работника, но что я на самомъ дл талантливый техникъ, знающій водопроводное дло. Но когда я одлся въ городское платье, то я сейчасъ же почувствовалъ, что костюмъ работника мн идетъ больше, и Я снова переодлся и спряталъ свое парадное платье въ мшокъ.
Однако, въ кухн меня приняла вовсе не барышня, а барыня. Она долго разговаривала со мной и подложила мн подъ чашку блую салфеточку.
— А этотъ фокусъ съ яйцами намъ обходится довольно дорого. — сказала она съ добродушной улыбкой.
Фокусъ заключался въ томъ, что я выучилъ Харольда вводить очищенное крутое яйцо въ графинъ, въ которомъ предварительно разрядили воздухъ. Въ этомъ заключались мои единственныя познанія по физик.
— Я ничего не понимаю во всхъ этихъ опытахъ, но это очень поучительно, — продолжала барыня. — А когда будетъ готовъ колодецъ?
— Колодецъ готовъ. Завтра мы начнемъ копать канавы.
— Сколько времени пойдетъ на это?
— Съ недлю. А потомъ можно будетъ начать прокладывать трубы.
— Въ самомъ дл?
Я поблагодарилъ за кофе и ушелъ. У барыни была привычка, которую она, вроятно, сохранила съ молодыхъ лтъ: отъ времени до времени она бросала косой взглядъ, хотя она ничуть не косила.
Но вотъ въ лсу стали попадаться желтые листья, и запахло осенью. Зато наступила пора грибовъ, которые растутъ повсюду, — на пняхъ, на кочкахъ, везд встрчаешь шампиньоны, рыжики и сырошки. То тутъ, то тамъ ярко краснла шапка мухомора. Странный грибъ! Онъ растетъ на той же почв, на которой растутъ съдобные грибы; онъ питается тми же соками и при тхъ же условіяхъ пользуется солнечными лучами и влагой, и по вншности онъ такой крпкій и, казалось бы, годный для ды, — но онъ ядовитъ. Я когда-то хотлъ выдумать прелестную сказку о мухомор и сказать, что я ее вычиталъ въ какой-нибудь книг.
Я всегда съ интересомъ наблюдалъ за борьбой за существованіе цвтовъ и наскомыхъ. Какъ только появлялось солнце и согрвало воздухъ, они снова оживали и на нсколько часовъ предавались радости существованія; большія мухи казались такими же сильными и живыми, какъ и среди лта. Здсь существовалъ особенный видъ земляныхъ блохъ, которыхъ я раньше не видалъ. Он были маленькія и желтыя и величиной съ запятую въ мелкомъ печатномъ шрифт; но он прыгали на разстояніе въ нсколько тысячъ разъ боле длинное, нежели он сами. Какой невроятной силой обладали эти маленькія созданія въ сравненіи съ величиной ихъ собственнаго тла! Вонъ ползетъ маленькій паукъ, у котораго задняя часть похожа на свтло-желтую бусину. Эта бусина такъ тяжела, что наскомое ползетъ по соломинк, повернувъ спину книзу. Когда онъ встрчаетъ препятствіе, черезъ которое его бусина не пролзаетъ, онъ падаетъ прямо внизъ и снова ползетъ по другой соломинк…
Но вотъ я слышу, что кто-то меня зоветъ. Это Харольдъ. Онъ устроилъ для меня воскресную школу. Онъ задалъ мн урокъ изъ Понтоппидана и теперь хочетъ прослушать меня. Меня трогаетъ мысль, что мн объясняютъ Законъ Божій такъ, какъ я хотлъ, чтобы мн объясняли его, когда я самъ былъ ребенкомъ.
IX
Колодецъ готовъ, канавы выкопаны, и водопроводчикъ, который долженъ прокладывать трубы, пріхалъ. Онъ выбралъ себ въ помощники Гриндхюсена, а мн было поручено провести трубы изъ подвала во второй этажъ.
Въ то время, какъ я рылъ канаву въ подвал, туда пришла однажды барыня. Я крикнулъ ей, чтобы она была осторожне, но она отнеслась очень весело къ моему предупрежденію.
— Здсь нтъ ямы? — спросила она, указывая на одно мсто. — И здсь тоже нтъ?