Джон Кеннеди до последней минуты сомневался, стоит ли оглашать в зале Аукционов сенсационное известие о том, что планета Земля и Соединённые Штаты Америки в частности попали в сферу шпионских интересов «зелёных человечков», то есть пришельцев из космоса, инопланетян. Некоторое время назад он скрепя сердце поделился имевшейся у него информацией по этому вопросу с Джекки. Она встретила известие о нелегальном присутствии пришельцев на Земле со здоровым женским скептицизмом и посоветовала супругу держать язык за зубами. После прихода к власти Джек успел наломать немало дров, народ относился к нему с подозрением. За неделю до свадьбы Джекки спросила жениха: «Какую черту своего характера ты считаешь наилучшей, а какую — наихудшей?» Лучшей своей чертой Кеннеди назвал любознательность, худшей — раздражительность. Любознательность — старшая сестра любопытства, раздражительность — младшая сестра агрессивности. Любопытство погубило кошку. А выпущенный агрессором бумеранг всегда возвращается. Джекки прямо заявила мужу, что сообщение о внедрившихся в американское общество инопланетянах поставит окончательный крест на его репутации здравомыслящего человека, и без того основательно подорванной неловким «конструированием» Карибского кризиса. «Говорить публично о «зелёных человечках» — сознательно повесить на себя ярлык сумасшедшего», — предупредила Джекки.
Джек был упрямым, нетерпимым, амбициозным малым: в его жилах текла ирландская кровь — как и у Джона Леннона. Выступление с подобным заявлением, подкреплённым некоторыми фактами, должно было обессмертить его имя. Как истинный ирландец Джон Кеннеди ни за какой яблочный пирог[24]
не согласился бы отказаться всласть поторговать собой на крикливой vanity fair.[25] Он не внял мудрому совету Джекки и продолжал готовиться к изобличению «зелёных человечков», ведущих себя в человеческой цивилизации подобно трихинам в свиной ляжке. Он ничего не сказал супруге о принятом тяжёлом решении, но Джекки всё поняла без слов — эмпатия у нее была развита не хуже, чем у психолога или психоаналитика. Джек чувствовал это, но помалкивал, полагая, что так будет лучше, и всё образуется.И вот теперь, щурясь от техасского солнышка, он испытал мучительный приступ неуверенности. Перед мысленным взором Кеннеди будто разверзлась бездонная пропасть — он вдруг осознал, на что и на кого замахивается. Эту глыбу невозможно было разрушить термоядерными бомбами — президенту США противостоял не малохольный «кукурузник» с поехавшей ещё в годы сталинизма лысой, как у инопланетянина, крышей, а парни куда более крутые.
Джека охватило неодолимое предчувствие опасности. Кавалькада машин уже катила по главной улице Далласа — Мэйн-стрит, и Кеннеди наожиданно открылась вопиющая глупость задуманной им авантюры по дезавуированию пришельцев. Почему он не прозрел раньше? Наивный Дон-Кихот! Ясное дело, все разоблачения будут принявшим человеческое обличье «зелёным парням» как мёртвому припарки. Джек съежился на сиденье, с трудом сохраняя жалкое подобие улыбки, которой он механически отвечал на любопытные взгляды стоящих на тротурах далласцев, пришедших не приветствовать его, а всего лишь праздно поглазеть на президента США, которого они в большинстве своём ни в грош не ставили.
Миновав торговый центр, колонна автомобилей в конце Мэйн-стрит повернула направо, на Хьюстон-стрит. Впереди уже показалось стоявшее на перекрестке Хьюстон-стрит и Элм-стрит семиэтажное здание склада школьных учебников, на время превращённое в схрон для винтовки с оптическим прицелом.
«Кому в этом чёртовом Далласе нужны школьные учебники?» — на секунду отвлекшись от невесёлых мыслей, подумал Кеннеди.
Сильно замедлив ход, президентский автомобиль вписался в злополучный поворот на 120 градусов с Хьюстон-стрит на Элм-стрит и начал набирать прежнюю скорость в 25 миль в час.[26]
Часы на фронтоне одного из зданий показывали 12.30 местного времени, которое спустя всего несколько секунд должно будет стать Великим Временем Перемен — не местных, а тотальных, космических, всеобщих.Линдон Бейнс Джонсон выглядел мрачным и предельно напряжённым — в точности как сам президент. За несколько кварталов до места решающей хроноинжекции он приказал сидевшему впереди него агенту секретной службы включить радиоприёмник. Он с преувеличенным вниманием слушал передачу местной радиостанции, не реагируя на приветствия земляков-техасцев. По его вторичной просьбе агент запустил автомобильную «гаврилку» на полную мощность — шум улицы был гарантированно заглушён.