Поединок столетия

В зале раздались смешки. Что ж, пусть смеются сколько угодно, а процесс ведет он, Бюнгер, ведет так, как этого требуют руководители партии и государства. И на все остальное ему наплевать. На совесть — прежде всего…

…Имя очередной свидетельницы обвинения, которое назвал прокурор, ничего Димитрову не говорило, как, впрочем, не говорили имена и всех остальных. Но когда эта свидетельница — костлявая, остролицая дама неопределенных лет в длинном, чуть не до пят, платье, — когда она, кутаясь в потертый меховой воротник, бодро просеменила к судейскому столу, лицо ее показалось Димитрову знакомым. Он определенно встречался с ней, но где? Когда?

«Неужели стала сдавать память?» — подумал он, стараясь преодолеть головную боль. Эта боль мучила его уже не один день, но он не решался попросить даже пирамидона: таблетки-то ему, конечно, дали бы, только кто поручится, что это будут за таблетки.

Дама торопливо принесла присягу и, не дожидаясь вопросов, приступила к рассказу. Это был красочный рассказ о том, как она своими глазами («Клянусь здоровьем моих дорогих деток!») видела «вот этих болгар» вместе с Торглером и Ван дер Люббе: они о чем-то шептались, подозрительно оглядываясь вокруг.

— Где же это было? — спросил Димитров, терзаясь от мысли, что никак не может вспомнить эту говорливую лгунью.

— В ресторане «Байернхоф», — поджав губы, ответила дама.

— Когда?

Дама выпалила на одном дыхании:

— Двадцать третьего февраля тысяча девятьсот тридцать третьего года, в два часа дня…

Было не до шуток, но Димитров с трудом сдержал улыбку:

— Как это вам, госпожа, удалось в точности запомнить день и час? Вы что — готовились давать показания?

— Ну вот еще!.. — возмутилась дама. — Просто у меня прекрасная память.

Она зло посмотрела на Димитрова — первый раз за весь допрос он увидел ее глаза. И — вспомнил!.. Ну конечно, это та самая фрау, которой показывали его в тюремном коридоре. Только тогда было лето, она пришла без мехового воротника, в кокетливой соломенной шляпке, наполовину скрывавшей ее лицо. Когда он проходил мимо нее, она выглянула из-под козы-речка, уколов его своим ненавидящим взглядом.

— Господин председатель, — сказал Димитров, прижимая пальцы к вискам, — но ведь это же очевидная ложь! Свидетельница видела нас двадцать третьего февраля, а в этот день Танева еще не было не только в Берлине, но и в Германии…

— Суд разберется, — прервал его Бюнгер, — а пока, — он обратился к секретарю, — пригласите следующего свидетеля.

Следующим был крепыш в засаленном френче старинного покроя, плешивый и надутый. Болезненная бледность его квадратного лица еще больше подчеркивалась смешно торчащими пунцовыми ушами, словно приклеенными к почти голому черепу.

— Слесарь-водопроводчик рейхстага, — гордо отрекомендовался он суду и победоносно оглядел зал.

— Расскажите, пожалуйста, — чуть ли не с нежностью обратился к нему помощник прокурора доктор Паризиус, — что вам известно о пожаре в рейхстаге. Ведь вам что-то известно, не так ли?

— Да, известно, — подтвердил свидетель и громко высморкался в вышитый цветочками розовый платок. — Значит, так… Иду я как-то дня за два до пожара по коридору на третьем этаже. Время уже позднее, почти все разошлись по домам. А я решил еще раз краны проверить. И вот прохожу мимо комнат коммунистов. Слышу шум. Подозрительно мне стало: с чего бы шуму-то быть в такое позднее время? О чем говорили, конечно, не слышал. Беспокойно говорили, с волнением. И что-то вроде перетаскивали. Тяжелое… Может, бидоны, может, что еще..

— Итак, — радостно подытожил Паризиус, — вы заметили необычное оживление коммунистов и большое их скопление в рейхстаге незадолго до пожара. Я вас правильно понял?

— Так точно, — отрапортовал свидетель.

— И это не могло не броситься вам в глаза? Не могло не поразить вас, верно?

Свидетель повторил:

— Так точно!

— Благодарю вас, вы можете идти, — сказал Бюнгер.

Свидетель круто повернулся на стоптанных каблуках. У него была отличная военная выправка.

Тот, кто пришел вслед за ним, дополнил рассказ водопроводчика. Это был еще один рабочий из рейхстага — монтер. Он тоже, по какому-то волшебному совпадению, шел в тот вечер тем же коридором и, кроме «необычного волнения», учуял запах бензина. Да, да, бензина: пахло, в этом нет никакого сомнения, из помещений, занимаемых коммунистами. Он еще подумал тогда: к чему бы это бензин в рейхстаге? И так сильно пахнет… И в такой поздний час…

— Какие же вы приняли меры? — спросил Димитров.

Свидетель пожал плечами:

— Никаких… Бензин не по моей части. Я же не пожарный…

Вызвали еще одного свидетеля — старика сторожа, который должен сидеть в караулке возле центрального входа, а не разгуливать по этажам. Но в тот вечер он решил подняться наверх. Почему? Трудно сказать: решил, и все!

Он поднялся, разумеется, на третий этаж и пошел В то крыло здания, где размещались комнаты коммунистов, И что же он увидел? Ну конечно, суету, необычное волнение, шум и голоса. Запах бензина? О чем речь?! Пахло так, что хоть беги.