Бросили козырную карту.
— Оглашается решение суда о вызове дополнительных свидетелей, — откашлявшись, торжественно провозгласил Бюнгер.
Димитров напряженно всматривался в зал. Сколько новых лиц! Он уже привык к постоянным посетителям процесса, иногда ему хотелось кивнуть головой какому-нибудь завсегдатаю, если он встречался с ним глазами. А сегодня — столько незнакомых… От золота мундиров рябит в глазах. И журналистов, похоже, вдвое больше, чем обычно. Забиты все проходы. Ясное дело — готовится что-то чрезвычайное. Но что?
— Просьба пригласить в зал свидетеля Германа Геринга, — чеканно произнес Бюнгер, и тотчас вспыхнули прожекторы, затарахтели кинокамеры, всколыхнулся, зашумел и сразу же стих переполненный зал.
Вот, значит, как: пожаловал сам Геринг! Министр внутренних дел, президент рейхстага. Некоронованный властитель, правая рука Гитлера. Снизошел до роли простого свидетеля.
Трюк очевиден: ни Бюнгер, ни прокуроры не в силах справиться с Димитровым, который еще ни разу — ни разу за все время процесса! — не был в роли обороняющегося. Теперь наконец ему подобрали соперника по плечу. Бюнгер не оправдал надежд — Геринг спасет положение. Несчастная Германия: что бы она делала без Геринга, который всегда может прийти на помощь?..
Он появился в центральной двери — величественный, розовощекий, увешанный портупеями и орденами. Публика поднялась со своих мест, и лес рук в фашистском приветствии взметнулся над головами. Вон их здесь сколько, фашистов: почти все, кто находился в зале.
Грузно ступая по ковру, Геринг прошествовал к судейскому столу и, упершись руками в бока, устремил свой взгляд на Димитрова.
— Угодно ли вам, господин свидетель, — ласково спросил Бюнгер, — принести присягу?
— Все, что хотите, — милостиво кивнул Геринг.
Ему поднесли библию, он небрежно дотронулся до нее рукой, невнятно пробормотал себе под нос: «Клянусь говорить только правду…» В гробовой тишине зала было слышно каждое его слово. «Святоша… — весело подумал Димитров. — Сколько раз он сегодня нарушит клятву?»
— Пожалуйста, господин рейхсминистр, — ободряюще сказал Бюнгер, — мы вас слушаем.
Геринг сразу начал с высокой ноты. Он заявил, что пришел сюда, чтобы разоблачить вражеские козни, вывести на чистую воду разных иностранных писак, а главное, их подпевал в самой Германии, которые нелегально снабжают чужеземных журналистов клеветнической информацией, пятнающей честь родной страны.
— Я не желаю оправдываться перед этим сбродом, — высокомерно заявил он, повернувшись к ложе иностранной прессы.
Но, «не желая», он оправдывался полтора часа.
А потом настал черед задавать Герингу вопросы.
— Будет ли вам угодно ответить подсудимым? — подобострастно спросил Бюнгер.
Геринг кивнул:
— Пусть спрашивают.
Он казался невозмутимым. Но только казался.
Зал замер в ожидании решающего поединка: Димитров и Геринг…
Димитров или Геринг? Кто победит? Не всем, далеко не всем в этот момент был ясен исход боя. Впрочем, нет: был ясен! Победа Геринга казалась очевидной: ведь в зале сидели почти только фашисты, и Геринг был одним из их вождей. Их кумиром. А кумиры поражений не терпят. Никогда.
— Господин премьер-министр, — насмешливо сказал Димитров, — только что нас заверил, что возглавляемая им доблестная германская полиция отыщет все следы, ведущие к поджигателям рейхстага. Но разве она уже не нашла их? Если же следы еще не найдены, то почему же нас судят?
Геринг пожевал губами, прищурил глаза и, с трудом сдерживая себя, ответил:
— Вам не удастся, Димитров, меня запутать. Я хорошо помню, что я сказал. Я сказал, что был убежден в виновности коммунистов, только и всего…
Стенограмму еще не расшифровали, и, значит, тут же уличить Геринга во лжи было невозможно.
— Выходит, — заметил Димитров, — нас судят не на основании улик, не по закону, а по убеждению господина премьера.
— Я не юрист… — Геринг повысил голос. — Пусть юристы ищут улики, а я высказываю свое мнение.
Димитрову тоже хотелось, чтобы его голос был слышен даже в самом дальнем уголке зала. Он заговорил громче:
— И у меня, между прочим, есть свое мнение, только оно расходится с вашим.
— Мое мнение имеет несколько больший вес, — самодовольно отпарировал Геринг.
— Еще бы, вы премьер, а я всего-навсего подсудимый…
Димитров сказал это без всякого нажима, ничем не подчеркивая свою иронию, но судья счел необходимым вмешаться:
— Спокойно, спокойно, вы не должны говорить так громко. И не пререкаться. Задавайте вопросы только по делу. Вы меня поняли: только по делу! У вас есть, еще вопросы?
— Разумеется, — все так же громко сказал Димитров. — Господин премьер-министр сделал заявление для печати сразу же после пожара в рейхстаге. Он заверил журналистов, что у Ван дер Люббе при аресте отобран членский билет компартии. Откуда узнал тогда об этом господин премьер-министр Геринг?
Упершись руками в бока — его любимая поза! — Геринг внешне спокойно, с брезгливым презрением рассматривал Димитрова.