Поэма о скрытом смысле. Шестой дафтар

прошлого было вызвано избытком (свободы)

выбора и основаниями для (свободы) выбора.

Никто никогда не видел обездоленного

Фир‘ауна[30].

210 Сначала меня этот прилив и отлив от Тебя достиг,

если бы не так, то спокойным было бы моё море, о Преславный.

Оттуда же, откуда Ты мне такое колебание дал?

Сделай [теперь] меня непоколебимым также из щедрости!

Ты испытываешь меня. Ох, на помощь!

О Ты, мужчины от Твоих испытаний [стали] как женщины.

До каких пор будут эти испытания? О Господи, перестань!

Один путь мне даруй, а десять путей не создавай!

Я – верблюд истощённый и с ранами на спине

от (свободы) выбора, похожего на вьючное седло по форме своей:

215 один вьюк порою станет с этой стороны тяжёл,

другой вьюк порою с той стороны провиснет.

Сбрось с меня этот груз неуравновешенный,

чтобы я увидел луг благочестивых!

[Затем], как Обитатели Пещеры, в Саду тчивости

я пастись начну – не бодрствуют они, но спят[31].

Я буду спать[, поворачиваясь] вправо или влево,

не вертясь, если только как мяч, безвольно,

опять же, следуя Твоему [приказу] повернуться к тем, кто справа,

или в сторону тех, кто слева, о Господин религии.

220 Сотни тысяч лет я пребывал в полёте [туда и обратно],

как пылинки в воздухе, безвольно.

Если я забываю то время и состояние, [бодрствуя,]

то вспоминаю о них во сне, перемещаясь [в духовный мир],

убегаю от четырёх гвоздей [этого мира с] четырьмя ветвями,

выпрыгивая на [просторное] пастбище души со своей [физической] лежанки[32].

Молоко тех дней прошедших своих

я вкушаю от сна-кормилицы, о Вечносущий.

Весь мир [людей] от (свободы) выбора и быти своей

сбегает в голове опьянённой [= бессознательной] своей.

225 Чтобы на миг от рассудительности освободиться,

они позорят вином и игрой на свирели себя.

Все знают, что это бытие – ловушка,

что произвольные мысли и память – ад.

Они бегут от самости к отсутствию самости

или в опьянении, или в каком-то занятии, о вставший на верный путь.

Душу из состояния небытия Ты вытаскиваешь,

потому что без руководства она оказалась в бессознательности.

Нельзя ни джиннам, ни людям

проникнуть сквозь тюрьму пространств времён.

230Нет проникновения, кроме как с помощью Султана путеводного[33],

через полости Высших сфер.

Нет Руководства, кроме как с помощью Султана, хранящего

от стражей падающих метеоров дух праведника[34].

Ни у кого, пока он не избудется,

нет доступа в Палату (Божьего) Величия.

Что представляет собой вознесение к Небосводу? – Небытие.

Для любящих [Бога] путь и религия – это небытие.

Тулуп из шкур да сандалии стали от мольбы

на Пути любви михрабом [= молитвенной нишей] Айаза[35].

235 Хотя был он самим шахом [Махмудом] любим,

но внешне и внутренне – изящен и мил:

[ибо] он был лишён высокомерия, лицемерия и злобы,

[а] красоте шаха лицо его было зеркалом —

раз от [самоутверждения] своего бытия он отдалился,

то финал его занятия похвальным оказался.

Оттого всё более сильной была стойкость Айаза,

что из-за страха перед высокомерием он прибегал к предосторожностям.

Он, став учтивым/исправившись, собрался и

высокомерие вместе со своим «я» (нафс) обезглавил (букв.: ударил по шее).

240 То ли в целях обучения практиковал он свои хитрости,

то ли ради какой-то премудрости, без всякой боязни.

Или же смотреть на свои сыромятные сандалии нравилось ему потому,

что от бриза небытия бытие является заслоном,

чтобы открыть дахму[36], покоящуюся на небытии,

чтобы почувствовать (букв.: обрести) тот бриз живости и жизни.

Владения, деньги и атлaсы этого этапа [путников]

для души с лёгкой поступью – некая цепь.

Златую цепь увидев и обольстившись,

осталась в отверстии колодца душа [вдали] от равнины.

245 По форме своей он [= колодец/этот мир] – рай, по смыслу – ад,

он – некая эфа, полная яда, но с видом розовощёкой [красавицы].

Хотя [истово] верующему Преисподняя[37] не нанесёт вреда,

всё же лучше то место пройти.

Хотя ад хранит поодаль от него свои мучения,

всё же рай для него лучше в любом случае.

Остерегайтесь, о несовершенные, такой розовощёкой,

что при [интимном] общении окажется неким адом.

История раба-индийца, который тайно влюбился в дочь своего хозяина. Узнав, что девушку выдали замуж за сына одного вельможи, раб начал страдать и чахнуть. Ни один лекарь не мог определить, чем тот болен, а тот не смел сказать

У одного хваджи был раб-индиец,

которого он воспитал, сделав [знаниями] его ожившим.

250 Знаниям и учтивости его всецело обучил,

в его сердце свечу искусства зажёг.

Воспитывал его с детства нежно,

заключая в объятья милости, тот почтенный человек.

Была ещё у хваджи приятная дочь,