Поэты пражского «Скита»

Нарисованные в небе облака.
Нарисованные на холмах дубы.
У ручья два нарисованных быка
Перед боем грозно наклонили лбы.

В поле пастухами разведен огонь.

Чуть дрожат в тумане крыши дальних сел.
По дороге выступает тощий конь,
Рядом с ним бежит откормленный осел.

На картинах у испанских мастеров

Я люблю веселых розовых крестьян,
Одинаковых: пасет ли он коров
Иль сидит в таверне важен, сыт и пьян.

Вот такой же самый лубочный мужик

Завтракает сыром, сидя на осле.
А в седле старинном, сумрачен и дик,
Едет он — последний рыцарь на земле.

На пейзаже этом он смешная быль.

Прикрывает локоть бутафорский щит.
На узорных латах ржавчина и пыль.
Из-под шлема грустно черный ус торчит.

— Что же, ваша милость, не проходит дня

Без жестоких драк, а толку не видать.
Кто же завоюет остров для меня,
Мне, клянусь Мадонной, надоело ждать! —

— Мир велик и страшен, добрый мой слуга,

По большим дорогам разъезжает зло:
Заливает кровью пашни и луга.
Набивает звонким золотом седло.

Знай же, если наши встретятся пути,

Может быть, я, Санчо, жизнь свою отдам
Для того, чтоб этот бедный мир спасти,
Для прекраснейших из всех прекрасных дам. —

Зазвенели стремена из серебра.

Странно дрогнула седеющая бровь…
О, какая безнадежная игра —
Старая игра в безумье и любовь.

А в селе Тобосо, чистя скотный двор.

Толстая крестьянка говорит другой:
— Ах, кума. Ведь сумасшедший наш сеньор
До сих пор еще волочится за мной!..

В небе пропылило несколько веков.

Люди так же умирают, любят, лгут,
Но следы несуществующих подков
Росинанта в темных душах берегут.

Потому, что наша жизнь — игра теней,

Что осмеяны герои и сейчас,
И что много грубоватых Дульциней
Так же вдохновляет на безумства нас.

Вы, кто сердцем непорочны и чисты,

Вы, кого мечты о подвигах томят, —
В руки копья и картонные щиты!
Слышите, как мельницы шумят?..

«Воля России». 1927. № 5–6

«В тот страшный год протяжно выли волки…»