Поэты пражского «Скита»

Все будет так, как было прежде, встарь.
Не год, не два — века плывут и плыли.
По-прежнему желтеет озимь, ярь,
и ветру не снести прибитой ветром пыли.

Крылом петух с размаху на заре

в несчетный раз захлопнет ночи святцы,
и рожь, шурша, все так же будет зреть,
и колос ветром волноваться.

И в сенокос, у стоптанной межи,

сгребать траву не перестанут грабли…
Ах, пронести бы поскорей сквозь жизнь
свой ковш души, не выплеснув ни капли.

«Перезвоны». 1926. № 17

«Я рожден в глухих лесах Полесья…»

Я рожден в глухих лесах Полесья,
в голубых задумчивых лесах.
Оттого овеян грустью весь я
и осколки озера в глазах.

В волосах — медвяный запах проса,

и загар — колеблющейся ржи.
Серебристой полевой межи
поутру меня ласкали росы.

«Родное слово». 1926. № 9

«Нет, я не твой, не городской, нездешний…»

Нет, я не твой, не городской, нездешний,
и камню песен петь я не могу.
В сто раз милей под старою черешней
в траву забиться на родном лугу
и слушать бережно, ловить в тени осоки
брюзжанье пчел и говорок ручья…
Моя — когда-то. А теперь ты чья?
О, родина, я твой поэт далекий.

1926

ДЕМОНСТРАЦИЯ

В граниты дней
                 людей
                 и волн
                 толпа
и в улицах
                 весны разливом
                 волны.
На полный ход
                 меняя
                 ход неполный
                 штыком зеленым
                 из земли
                 тюльпан.

Неталый снег —

турецкий мед.
                 Халва.
Осколки солнца
грудой — апельсины.
Надменный —
      в треуголке
      и лосинах —
                 над толпами,
С плаката кино.
      Шипенье шин.
Тягучий дым бензина.
      И в паутине проводов:
                 слова.

Слова.

И речь.
       Слова —
       как сталь и лед.

Такая сложная

                 и радостно простая
в прожекторе
                 над кубами домов,
в прожекторе
                 взвилась аэростая.

От жара слов

растает
сталь и лед.
От жара слов
седая сталь
растает.
Ракетой
                 вверх.
                 Сгорая
                 и блистая.
И жаворонком
с неба
       самолет.

И облако

       в бездоннейшую синь
    — веселый слон —
       луны втыкает бивень.
Весенних слов,
        весенних мыслей ливень
враз половодье черное снесло.

* * *

Предместьями
пчелиный
темный
гуд.
И на углах
                 роев людских рычанье.

Огни сегодня зажжены речами.

Железно сомкнуты плечами,
          фалангами,
          колоннами
                 идут.
Не улицы — моря.
Не площадь — океан.
В бетон домов,
в гранит дворцов и башен
за станом —
                 стан.
За рядом —
                 ряд и ряд.
Прибой толпы
                 могуч.
                 Огромен.
                 Страшен.

* * *

Они идут.
Их пламя пышет, пышет.
Вверх, на мосты,
в бульвары,
к площадям.
По этажам.
По крышам.
                 Выше,
                 ВЫШЕ.
И радио в аэропланах жарко дышит.
Огнем речей
горят сердца и крыши.

И кто не хочет,

даже тот услышит,
                 когда они
                 идут.
                 Идут.
                 ИДУТ.

* * *