Поэзия народов СССР IV – XVIII веков

Я народу нес добро, а народ со мной жесток.

Милостью господь богат — пусть он скажет: как мне быть?

Навои, покину я родину — в родном краю

Ничему уже не рад. Кто подскажет: как мне быть?

* * *

Во сне глаза из-за любви слез затянула пелена,

Разлуки каждая слеза уи;е кровава и красна.

Куда б ты, ревностью горя, ни слала стрел из-под ресниц,

Покрыли тело мне шипы, а не волос густых волна.

Хотел бы чистой сделать я страницу сердца своего,

Ее, как зеркало, поставь, пускай глядит в него она.

Чтоб ноги всадницы моей поцеловать, давно хотят

Стать парой кованых стремян и это солнце, и луна.

В смятении душа моя, увидев взлет бровей твоих,

Лишь встанет месяц молодой, уже безумцу не до сна.

В сад мира много входит гроз, и понимаю я давно,

Что смеха менее, чем слез, во все бывает времена.

О Навои, ты говоришь: тот стан из сердца изгони!

Но, чтобы вырос кипарис, нужны ль иные семена?

* * *

Я хочу, чтоб был счастливым и богатым мой народ.

Не вино мне достается, кровь из ран моих течет.

Кто лишь удовольствий хочет, тот не стоит ничего —

Он в зависимость к другому непременно попадет.

Лучше гордым и способным выппть самый горький яд,

Чем из пиалы безволья пить хотя и сладкий мед.

Разве лучше сто красавиц? Разве краше их цветник?

Счастлив тот, кто с милой вместе в бедном шалаше живет.

Сердцем ты не предавайся упоительным пирам.

Привыкай к иочам страданья в хижине своих забот.

Птице хорошо на воле, радуясь, поет она.

Птица в клетке золоченой зерен рабства не клюет.

Лучше щедрым быть и телом собственным кормить собак,

Чем, от скупости жирея, жить, не ведая хлопот.

По дороге к высшей цели ты не мчался на коне.

Вместе с нищим-горемыкой нищета его умрет.

Навои, печальна старость для несчастного того,

Кто в дни юности беспечной жизнь порочную ведет.

СОВЕРШЕНСТВА СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА

* * *

В огонь — зеленый кипарис! Любимая стройней была!

Брось розу ветру — та лицом румяней и нежней была!

О вздох мой! Ветром ледяным разлуки гору обдувай,

Чтоб, за ночь выветрена вся, степных равнин ровней была.

В разлуке с пери, что ни миг, мое безумие растет,

Но роковая страсть моя безумьем и при ней была.

О шейх, ведь рубище твое кабатчик не возьмет в заклад,

Но алчность он бы взял твою,— она б ему годней была.

Твое спасенье — встреча с ней, к чему же скорбь о нищете!

Добра не будь — не знать бы зла: цель жизни бы видней была!

Прослыл Меджнуном Навои, но к пери страстью воспылать —

Безумцев участь: их любовь смешной с начала дней была!

* * *

Когда в тоске заговорю о горе гибельном и злом,

То даже камень задрожит, скорбя о бедствии моем.

Сквозь ночь тоски я сердце нес, и путь мой озаряла ты;

Светила мне твоя стрела своим железным острием.

Прекрасна ты, и потому моей любви предела нет!

Для беспредельного слова найду ль на языке своем?

Заколыхался призрак твой в пустыне сердца моего,—

Пустыня вся раскалена страданья тягостным лучом.

О том, что путь в любви един, не говори, о мудрый шейх!

Есть много у любви путей,— преданий много есть о том.

Хоть кровь течет пз глаз твоих, не умирай, о Навоп!

Ведь милосердья на земле неисчерпаем водоем.

* * *

Всегда он в обуви грубой, с небрежной чалмой,— грубиян.

До смерти обидит друга приятель мой, грубияп.

Его сдержать я стараюсь, но кто ни подступит к нему,

Ответит дерзостью грубой, обидой прямой грубиян.

И странно ль, что конь ретивый под стать хозяину дик,

Когда гарцует иль мчится галопом домой грубиян?

Он каждый миг помышляет до смерти меня извести.

Что ж, пусть тогда с ним сдружится такой же злой грубиян!

В саду, во время попойки, буянил приятель мой.

О ветер, не дуй так резко: сморен дремой грубиян.

Налей кабатчику, кравчий,— в похмелье он зол и груб,

Скажи ему: «Злую душу вином промой, грубиян!»

Нет, при любой неудаче грубым не будь, Навои.

И за сто удач не стоит быть грубым, как твой грубияп!

Занемог я, покинут моей чаровницей, увы.

Для души стало тело лишь ветхой темницей, увы.

Мрак разлуки с любимой и родинкой темной ее

Вот пятно на ланитах судьбы мрачнолицей, увы.

И предвестницей горя любви моей злая звезда

В гороскопе предстала блаженства денницей, увы.

Посмотри: старец-разум, наставник заботливый мой,

Стал игрушкою детской, смирясь пред шутницей, увы.

Словно призрак, блуждаю в пустыне безумий моих,

Скорбен дух. Дни унылой бегут вереницей, увы.

Тело странствует ныне по улице райской твоей.

Много ль бедному нужно? Я сыт и крупицей, увы.

Сердце взято любовью, все отнято: разум, покой,

Все разрушено шаха жестокой десницей, увы.

Пламя ада — неверным, а верным — забвения прах:

Те восстали, а этих рок смял колесницей, увы.

Расставание — смерть, смерть — разлука навек, Навон!

А мечту о бессмертье считай небылицей, увы!

* * *

Странно мне: без нее ста печалей тщета предо мной.

Но куда ни взгляну — все ее красота предо мной.

Стоит лишь на мгновенье расстаться мне с пери моей,

Смертной ночи уже темнота разлита предо мной.

Как бы ни были ночи разлуки темны,— я стерплю.

Только б знать: не навек эта дверь заперта предо мной.

Жизнь отдав, я хотел бы хоть раз к тем рубинам припасть...

Как мираж неотступный — всегда те уста предо мной.