Так виделась Бунину русская страстность в 1915 и 1916 предреволюционных годах.
Другая тема, тема возрождения, связана в «Аглае» с природой, с весной. Завязка рассказа – жизнь героини, ее взросление, постижение ею мира и святости аранжирована зимними русскими пейзажами. Зимой в деревню приходит оспа, унесшая жизни родителей Анны, долгими зимними вечерами Катерина читает Анне жития святых, Анна видит зимний сон, который удваивает пейзаж с двойным солнцем за окном:
Зима в тот год была особливо суровая. Завалило снегом леса, озера, толсто оковало льдом проруби, жгло морозным ветром да играло по утренним зорям двумя зеркальными, в радужных кольцах, солнцами… Под Новый год вновь приснилось ей: видела она раннее морозное утро, только что выкатилось из-за снегов слепящее ледяное солнце, острым ветром перехватывало дух; и на ветер, на солнце, по белому полю, летела она на лыжах, гналась за каким-то дивным горностаем, да сорвалась вдруг куда-то в пропасть – и ослепла, задохнулась в туче снежной пыли, взвившейся из-под лыж на срыве… (4; 363–364).
Сияющий зимний пейзаж и зимний сон контрастно сменяют череду смертей и темных мученических житий, дошедших из глубины веков. Как и другие вещие сны и предзнаменования, этот сон грозит Анне гибелью («сорвалась в пропасть»), но он исполнен света и красок («утренними зорями», «зеркальными, в радужных кольцах, солнцами», «слепящее ледяное солнце», «на солнце», «по белому полю», «золотисто-белый цвет лица», «тонкий румянец», «глаза синие»), которые под знаком смерти разгораются еще ярче. Контрастно вводятся в текст и весенние картины, поскольку весна наступает сразу после объявления о смерти Анны:
Пятнадцати лет отроду, в ту самую пору, когда надлежит девушке стать невестою, Анна покинула мир.
Весна в тот год пришла ранняя и жаркая (4; 364).
И хотя говорится о той весне, когда Анна была жива, когда от солнца «пылало» ее лицо, румянились щеки, уже невозможно отвлечься от мысли о смерти, весна изначально обозначена как последняя, вечная, «несрочная». Оживающая весенняя природа и земная благодать парадоксально аккомпанирует у Бунина истории о гибнущей красоте, об умирающей стране, но трудно сказать, однако, что пересиливает в историософии Бунина: жизнь или смерть, христианские жертвенность и Воскресение или языческий всесокрушающий огонь и смрадное тление, уничтожение всего живого или возрождение. Гораздо важнее, что бунинский текст обозначает тесную сплетенность этих противоположных начал, их трагическую и чарующую слитность, неотделяемость друг от друга, замкнутый круг, где невозможно провести границу между жертвенностью и надругательством, внутренним и внешним, природно-естественно-животным и человеческим.
Исторические аллюзии («Огнь пожирающий», «Богиня Разума»)