Поэзия социалистических стран Европы

Будь скупой, о, будь скупой…
Даже перышко и то храни,
в шкатулку его опусти,
рядом с молчаньем, возникшим вчера
в сумерки между другом твоим и тобой,
рядом с пузырьком из-под духов,
где радуга заключена.
Подбери даже камешек, который ты
во дворе своего детства аметистом звала,
даже смятую трубочку вьюнка из изгороди,
сбереги и ее.

Сбереги и странное ощущение

головокружения, полета
холодным и туманным мартовским утром,
когда сосульки каплю за каплей
роняли на грязный тротуар.
Сохрани даже осколок и тень,

И когда многие скажут с жалостью,

сочувственно покачивая головой:
— Видали вы?
Она хранит даже использованный трамвайный билет,
даже осколок и даже перышко, —
тогда ты встряхни своим коробком,
как встряхивала красным фаянсовым сердцем,
купленным на масленицу.
Как таинственно звучало его дзинь-дзинь,
— Пришло время разбить его, — говорила ты себе.
И щеки твои горели.
— Пусть посыплются оттуда никелевые монетки все до одной.
Не оставь себе ничего.
И тогда распрямятся
смятые венчики вьюнков,
и зазвучат их лиловые трубы
громче труб Иерихона.
И глухая непроницаемая стена забвенья рухнет.
Из перышка вновь возникнет ласточка,
для того чтобы рассекать воздух,
чтобы усесться под твоей кровлей.
Аметистовый песок
обретет свой былой блеск.
Сосульки возобновят свою певучую жалобу.
Жалкий использованный трамвайный билет —
даже и тот воскреснет.
Мы будем снова стоять, стройные и серьезные,
в старом-престаром вагоне
с длинными кожаными ремнями,
беспокойно свисающими с потолка,
с трепетными городскими огнями,
мелькающими за темными стеклами,
с запахом дешевого сукна твоего пальто,
увлажненного дождем,
с зеленым сумраком твоих глаз, которого нет нигде,
кроме этого вагона с длинными кожаными ремнями,
беспокойно свисающими с потолка.

Причастность Перевод К. Ковальджи