Пока дышу

— Ёршик, добрая душа, ему зеркало принёс! У парнишки уши, как две тыквы! С ним всё будет хорошо. Ну вот. Посиди так, ты весь в компрессах, — девушка шмыгнула носом, — я скоро вернусь, умоюсь только. Понимаешь, лук.

— Угу, — кивнул Трой. Запаха он не чувствовал. Онемевший нос позволял только сопеть.

Боль не прошла совсем, но стала терпимее. Жар отступал.

— Пахуска, голова не кружится? — твёрдая ладонь индейца легла ему на запястье.

— …ам ты …ахуска. Не-т.

— Я — Красная Собака. Лакота, а не желтоволосый. Раз шутишь, значит, будешь жить. Жаль, что ты не можешь на себя посмотреть!

— И-де-аешься?

Но в голосе Джо звучало ясно различимое облегчение, а неуклюжая шутка, скорее, была попыткой его скрыть.

— Лук поможет, но лицо быстро не пройдёт. Два дня. Может, три. Ты был совсем как акичита* (воин, лакотск.), Трой. Дикие пчёлы могут убить, знаешь?

Трою уже приходила в голову такая мысль, когда он слепо вертел головой, пытаясь не завыть от боли.

— …сё окей. Я — по-яд-ке, — прошипел он.

Джо исчез. Зато снова появился Ёршик и заставил выпить через соломинку горьковатую воду, поясняя:

— Нат нашла таблетки. Говорит, чтобы ты не опух целиком.

— …де она? — забеспокоился Трой.

— Тащит жала из остальных. Не только вас покусали, но так, по мелочи. Зато удалось поймать и рой, и матку. Они уже в улье!

Трой промолчал. Затея не казалась ему гениальной. Особенно сейчас.

— Ужасно выглядишь, — сочувственно поделился с ним Ёршик.

Было странно слышать только его голос и не видеть веснушчатого лица. Жар совсем спал, и ему на смену пришёл озноб. Это не укрылось от глаз собеседника.

— Давай-ка я отведу тебя в постель?

Трой кивнул.

«Как не вовремя!» — успел вяло подумать он, пока Ёршик закутывал его в одеяло, а потом провалился в сон.

Назойливый солнечный луч перечеркнул подушку. Трой вспотел, отлежал бока и отчаянно скучал. В доме висела полуденная тишина — все разбрелись по делам. Он едва мог видеть сквозь узкие щёлочки отёкших век, но чувствовал себя куда лучше, чем накануне — Нат провела у его постели весь день, меняя компрессы, обтирая горящее в лихорадке тело, помогая приподнять гудящую голову, чтобы сделать несколько мучительных глотков воды через соломину. Заглядывал Джо, заходил Денни, вечером смущённо мялся у изголовья Ёршик, она же не отходила от Троя вовсе. Он пытался рассказать ей обрывки странных полуснов, которые заполняли всё его существо, но губы не повиновались. А теперь? Трой поморщился. В голове висел пустой звон, словно от гайки в жестяном тазу — никаких снов он не запомнил.

Руки уже не были такими распухшими, но кожа в местах укусов приобрела непривычную твёрдость, пара пальцев плохо сгибалась из-за этого. Он нашёл свою одежду и спустился вниз, придерживаясь за перила лестницы — угол зрения был неприятно мал.

— Трой! — Малышка Анна кинулась ему навстречу из распахнутых дверей столовой и замерла на полдороге, зажав рот исцарапанными руками. Голубые глаза девочки широко открылись, потом сощурились, и она прыснула, так и не удержавшись.

— Прости, прости! — затараторила испуганно, маленькие ладошки обхватили его руку. — Я знаю, какой ты герой, но сейчас так смешно выглядишь…

Трою смешно не было. Он повернул к душевой. Анна не отставала.

— Мыться со мной пойдёшь? — всё ещё невнятно, но вполне членораздельно осведомился он, стараясь, чтобы ядовитый сарказм не прорвался наружу.

— Ой! — девочка смутилась и отступила. — Я тебя покормлю потом, хочешь? — с надеждой спросила она.

— Конечно, хочу. Я голоден, как койот.

Трой сказал так, только чтобы её не разочаровать, но тут же почувствовал, как свело пустой желудок.

Из-за гладкой поверхности зеркального стекла щурилось на него шишковатое нечто, больше напоминавшее уродливую картофелину, чем человеческое лицо. Его лицо! И оно было болезненно, отвратительно смешным! Трой хмыкнул. Хрюкнул. И горько рассмеялся, с трудом растягивая перекошенные отёками губы. Зеркальный монстр кривлялся и кривился. Трой чуть не вмазал кулаком по стеклу, остановившись в последний миг. Живот скрутило от ярости и стыда. Почему? Почему она должна была видеть его таким? Уродливым и слабым? «А с какой стати это тебя вообще так волнует?» — ехидно поинтересовался внутренний голос, и Трой влепил-таки кулаком. Правда, не по зеркалу, а по кромке раковины. Да так, что зашипел от боли. Зато внутренний голос мгновенно заткнулся.

Побрить эту физиономию не представлялось возможным, а щетине было абсолютно наплевать на отёки — она неравномерными островками расползлась по неожиданным выпуклостям его нового лица…

— Ну и посмешишь ты местный народ, Трой Спенсер! — примиряясь с действительностью, проворчал он, отвернулся от зеркала и крутанул скрипучий вороток душа.

***

Нат появилась во дворе ближе к вечеру. Заметив Троя, сидящего на веранде, она заметно ускорила шаг. Возле перил замерла. На разгорячённом от дневной жары лице горел румянец. Над глубоким вырезом старенькой майки вырисовывались тонкие ключицы, на длинной изящной шее пульсировала жилочка. Ничего этого раньше он не замечал.