Пока дышу

— Я не могу позволить тебе шататься по ферме с оружием, Август.

Ухмылка стала шире, ехидства в ней только добавилось. Блеснули ослепительно-белые, крупные и ровные зубы. Искушение было огромным. В глазах Августа явственно читался вызов. Едва почувствовав, что его провоцируют, Трой внезапно успокоился.

— Но было бы глупо не позволить тебе делать то, что ты умеешь лучше всего, — продолжил он, безмолвно кляня себя за очевидную глупость. — Так и быть, пойдёшь с нами. Зима на носу, лишний стрелок в команде не помешает. А теперь — дай мне пройти.

Показалось, или в непроницаемой черноте глаз мелькнуло удивление? Как бы там ни было, но Август посторонился, пропуская его наружу. И только глухо спросил в спину:

— Когда?

— Завтра. На рассвете.

Но этой охоте не суждено было состояться.

Короткое жаркое лето, длинная и холодная зима. Южная Дакота является весьма условным югом. Осень падает на землю внезапно и приглушает её краски, подливая серый в синеву неба, а охряно-жёлтый — в цвет трав. И совсем скоро ветра Великих Равнин принесут снежную крупу, оттепели станут сменяться морозами, морозы — оттепелями.

Утром выяснилось, что Денни заболел. Он попросил Троя заглянуть в библиотеку, и Трой охотно согласился, подумав, что они давно не говорили вот так, на двоих, как делали раньше. В библиотеке камин отсутствовал, это была просто небольшая комната, забитая книгами под завязку, но в ней, как и вообще в доме, было тепло. Скупой свет холодного утра лениво полз по книжным корешкам на полках. Денни уселся в кресло, жестом предложив другу сделать то же самое. Он тёр и тёр культю через подвёрнутый рукав толстовки. Трой насторожился.

— Ты же знаешь свой день? — голос Денни звучал странно — надтреснуто, с непонятной болью.

— Знаю, — нахмурился Трой. — А что?

— Я родился тридцать первого октября, восемнадцать лет назад. Отец считал меня подарком ко дню Всех святых и хотел дать имя одного из них, но мама не позволила. Меня назвали в честь её деда… И умру я в День поминовения.

— Нет! — отрицание вырвалось у Троя раньше, чем до него по-настоящему дошёл ужасный смысл сказанного. Тридцать первое было вчера… Он поднялся из глубокого кресла, упираясь в толстые кожаные подлокотники обеими руками, выдирая из обманчивого уюта тело, ставшее тяжёлым и неуклюжим, словно чужое. Чтобы что? Рухнул обратно и закрыл лицо руками. Какого чёрта? Даже Денни не должен видеть его слёз. Особенно Денни. Особенно сейчас.

— Трой, не надо. Я почти не боюсь, — но голос друга говорил о другом. — Мы же знаем, что это неизбежно. Ну и вот.

— Почему ты молчал? — глухо спросил Трой, не отнимая рук от лица, он боялся встретиться с ним взглядом. — Мне почему не сказал?

— А зачем? Думаешь, я не помню, как это больно — терять? Мне-то что, я умру, и всё закончится. А тебе ещё жить. Ты уж не бросай их?

Трой скрипнул зубами, поднял голову. Ужас, жалость, боль и бессильный гнев сжимали горло, мешали дышать, мешали говорить. Денни утопал в кресле и казался сейчас маленьким, беззащитным. Высокая спинка выгибалась над его головой аркой потемневшего от времени дерева, поблёскивала латунными гвоздями на краях кожаной обивки. Бледный, спокойный, как всегда безупречно аккуратный, он был всё тем же светленьким парнишкой, который первым встретил их с Натали в воротах фермы три с половиной месяца и полжизни назад.

— Что-нибудь чувствуешь? — боясь услышать ответ, спросил Трой.

Дикая надежда на то, что смерть обойдёт стороной этого хрупкого и невероятно сильного человека, почти ослепила его безумной вспышкой.

— Что-нибудь. Ага, — грустно согласился Денни. — Кровью помочиться считается?

— Ар-р! — зарычал Трой, вскочил и заметался по тесной комнате.

Дикое желание крушить всё подряд заставило кулаки сжаться. Взгляд метался от полки к полке, от стопки книг на полу к опустевшему креслу. Наконец его кулак устремился к узкому подоконнику, и Трой обрушил на него всю свою ярость. Боль немного отрезвила. Посасывая разбитые в кровь костяшки, он смог снова посмотреть Денни в глаза.

— Кто ещё знает?

— Никто пока.

— Я скажу Шелли и Нат, пусть присмотрят за тобой. Всё равно лучше них в медицине никто не разбирается.

— Нет, — Денни встал. — Я позвал тебя не за этим.

Светло-голубые чистые глаза прожигали душу Троя насквозь. Он попятился и замотал головой, не желая слушать дальше.

— Дерьмо! — Денни вскрикнул, словно его ранили. — А кого я должен просить? Я сделал бы это для тебя, сделал бы! Я не хочу исходить говном и гноем несколько дней, раздирая своими воплями сердца всех, кого люблю! Ни за что! Ты должен мне помочь, Трой! Ты же мой друг, ты сильный, помоги мне! Я не могу сам.

— Нет! Я не смогу! — Трой вскинул руки ладонями вперёд, защищаясь от страшной просьбы.

Проклятое воображение холодно рисовало картинку: вот он заряжает свой пистолет. Один выстрел в сердце, и всё. Денни никогда не узнает мук проклятия Последних дней. Отправится задавать своему Богу неудобные вопросы. Трой замычал и замотал головой, вцепившись в отросшие волосы.