Пока дышу

— На-ат! Нат, смотри! — маленькая Анна вывалилась из сплошной стены высохших кукурузных джунглей, пыхтя от натуги. Её крик тут же перекрыл истошный визг, от которого заложило уши.

— Брось его! — только и успела крикнуть Натали, хватая карабин, который всегда пристраивала в тени у четырёхколёсной тележки, когда работала на этом участке поля.

Кабаны, а вернее, одичавшие свиньи с лёгкостью пробивались через все ограды и норовили уничтожить урожай. А теперь Анна, глупышка, бежала ей навстречу с визжащим и дрыгающимся поросёнком в руках!

— Брось!

Всё произошло одновременно. Растерянная девочка наклонилась, чтобы выпустить поросёнка, который верещал не переставая. За её спиной затрещало, и на краю картофельного поля появилась свинья. Огромная буро-коричневая от грязи храпящая махина неслась вперёд с неукротимой энергией торнадо. Натали вскинула винтовку и выстрелила через голову Анны. Свинья даже не вздрогнула, пролетев по инерции с десяток футов, и сбила ребёнка с ног своей тушей. Поросёнок продолжал визжать. С дальнего конца поля кто-то из ребят бежал к ним во весь опор. Натали медленно, на деревянных негнущихся ногах пошла к туше.

Анна пошевелилась, приподнимаясь. Из-под неё рванул в сторону поросёнок. Только тогда Нат смогла сделать вдох. Лёгкие обожгло, закружилась голова, мгновенно ослабели ноги.

— Цела? — голос сел, или она сорвала его отчаянным криком, но получилось хрипло.

— Ага, — кивнула совершенно ошарашенная девочка. — Поросёнок удрал, — добавила она, растерянно разводя в стороны перепачканные землёй руки.

Подбежавший Ёршик нашёл их, сидящих в обнимку возле трёхсотфунтовой туши, дружно смеющихся. Слёзы на глазах обеих подсказали, что это истерика, а не веселье. Ната засадила патрон чётко между глаз громадной свинячьей головы.

— Ты героиня сегодня, а?

Натали вздрогнула. Трой подошёл совершенно неслышно, и заботливо вычищенная винтовка едва не выпала из рук. Он стоял в дверях оружейной, привалившись плечом к косяку, и смотрел на неё с загадочным выражением лица. Впрочем, он всегда так смотрел, особенно если думал, что она этого не замечает.

Нат пожала плечами:

— Ерунда.

— Разумеется, — согласился Трой, вызвав всплеск неожиданного сожаления в её душе, — но на ужин сегодня будут чудесные отбивные. Пошли?

Горячая волна радости поднялась, грозя добраться до щёк и рассказать всему миру, как она смущена. Натали кивнула и отвернулась, закрепляя винтовку в деревянной стойке. Медленно, неловко, давая себе время успокоиться. Стараясь не гадать, какая муха его укусила.

Горизонт алел закатом, снова обещая ясную погоду. Широкий двор окрасился в коричневатые тона. Они оба нахмурились на садящееся солнце, переглянулись и засмеялись. Лето закончилось, наступала осень, и смешного тут было мало, но смеялись они над собой. Над одинаковой озабоченностью. Над тем, что живы, наперекор всему на свете. Над тем, что одновременно и остро испытали от этого одинаковую радость.

— Ты правда молодец, — заговорил Трой по дороге в дом, — не растерялась.

— Сама не понимаю, как я успела, — призналась Нат. — Сообразить-то недолго было, а вот выстрелить… Подумала бы хоть секунду — попала бы в Анну и не попала бы в свинью.

Она передёрнулась от запоздалого озноба. Трой остановился — тёмный силуэт на фоне пылающего неба — и улыбнулся ей. Тепло. Искренне. Но таким милым он был не всегда.

«Вот, опять он уходит!» — Натали в сердцах брякнула ведром о низкую скамейку. На дне забултыхалось молоко. Белая козочка испуганно мекнула и отскочила в сторону. Доить у Натали получалось плохо, но вызвалась научиться она сама, считая каждое новое умение полезным.

Трой заглянул в амбар и, обнаружив, что Натали там, завёл разговор. Ни о чём, пустое перетекание слов из его упрямых губ в её невнимательные уши. Основную беседу вели глаза, они-то юлить не умели. Натали видела и его радость, и смущение, и досаду на самого себя. И, что самое ужасное, транслировала те же чувства…

Он всегда убегал в конце концов. Хмурился, «вспоминал» о чём-то и исчезал. Или — не выдерживала она сама, когда сердце застревало в горле, а щёки начинали гореть так, словно их отстегали крапивой…

Она часто — ежедневно — вспоминала пустой вагон посреди поля. Иногда хвалила себя, но чаще — ругала. Как бы сложились их отношения, если бы она уступила тогда? До того, как повисла между ними вязкая, невозможная стена смущения? «Но я не могла, — пыталась Натали оправдаться перед самой собой, — тогда. После Рапид-Сити, с незнакомцем…» И сама же себе возражала: «После Рапид Сити ты уже могла всё, не юли. Не хотела?» Не хотела. Не угадала в нём того, что Трой не просто надёжный спутник. Не просто спасение от одиночества на время пути, а тот, кто способен заменить собой весь мир. Лгать себе Натали так и не научилась. Она полюбила Троя. За упрямство. За силу. За слабость. За честность. За хмурые складочки возле губ. За умение не просто смотреть, но — видеть. За то, что он мог меняться и менялся с потрясающей быстротой, вряд ли осознавая, насколько сильно и как быстро.