После короткого пролета, ход расходился. Лонгин просил Сиромаха в таких случаях хлопать Малю по левой или правой руке, в зависимости от того, куда им поворачивать, та передавала таким же образом сообщение Узашливу, тот центуриону. Если требовалась остановка, мальчик должен был дважды хлопнуть ладонью по стене. Цепь двинулась в левый коридор, не торопясь, но и стараясь не медлить.
Сиромах оказался прав, говоря, что изнутри крепость походила на лабиринт: бесчисленные переплетения лестниц, проходов, ветвящихся, разбегающихся во все стороны, заставляли отряд постоянно останавливаться, раз Лонгин обернулся, шепотом спросив, точно ли им надо подниматься по лестнице, а не спускаться по ней. Но получив четкое утверждение мальчика, более не спорил.
Замок жил своей, неведомой жизнью. Отовсюду до обостренного слуха соратников доносились шумы, шорохи, скрипы. Где-то глухо капала вода, скреблись крысы, нечто плескалось в неведомых глубинах, что-то шипело и постреливало, как мороженое дерево, попавшее в самый пламень костра. Пока освещение имелось, отряд продвигался довольно быстро, хотя предусмотрительный Лонгин старался заглянуть за каждую дверь и если находил кого, немедля уничтожал. Именно так он и магистр истребили группу защитников тайного хода, еще троих, чья смена не пришла, и что продрыхли и выход товарищей на свежий воздух полюбоваться битвой богов и собственную нелепую смерть.
– Больше убьем, будет проще выбираться, – заметил он, заканчивая резню в каморке.
– Если бог умрет, все будут отсюда выбираться поскорее, – ответил Мертвец и тут же замолчал, центурион сделал вид, что вслушивается в тишину. На деле просто не хотел спорить.
Освещенные коридоры остались позади. Вниз шла лестница, погруженная во мрак, глубоко внизу теплился огонь, но видел его один лишь Мертвец, вышедший вперед и спустившийся на два пролета вниз. Лонгин хотел взять светильник, но Маля зажгла белый кристалл – лестница осветилась тускло. Странное то было сияние – оттенками серого, будто место разом покинули все прочие краски. Странное и по другой причине – видеть его могли лишь те, кто находился внутри, в трех саженях окрест. Так что ушедший вперед Мертвец узрел его, лишь попав в сферу свечения.
– Сколько вниз? – спросил Лонгин, снова протискиваясь вперед.
– Еще три пролета. Почти до конца.
Внизу горел тусклый светильник, больше похожий на лампаду, освещавший махонькую молитвенницу. Что она делала в таком месте, оставалось только догадываться. Маля неожиданно произнесла:
– Здесь прежде был вход в покои богини смерти, – и замолчала, услышав шаги.
С охраной сокровищницы справился Узашлив, так же ловко клавший стрелы одну за другой в плохо соображавших посреди ночи ретичей. Да, они быстро похватались за мечи, но помогло им это совсем мало, разве что определить, откуда в них бьет стрелок. Лонгин обошел трупы, заглядывая в само помещение – и тут же отпрянул. В косяк возле его головы впилась стрела. Магистр буквально впрыгнул в комнату: двух оставшихся в живых стражей смело порывом ветра, метнуло на стены и с маху припечатав о камень, опустило. Из-под брони потекла густая вспененная кровь, Врешт подошел проверить, но только недовольно цыкнул языком.
– Снова не у дел, – буркнул он, осматриваясь.
Небольшая комнатка вроде бы вела в никуда, но на деле, одна из стен являлась проходом, поворачиваясь на скрытой платформе, она и открыла соратникам проход в сокровищницу.
– Врешт, останься, вдруг что, – приказал Лонгин. – Сиромах, это точно здесь? – мальчик в ответ кивнул, сам донельзя взволнованный путешествием. Он оглядывался по сторонам, и тяжело сглатывая, смотрел то на Малю, то на Мертвеца, безмолвно прося взять его с собой. Но наемник покачал головой.
– Маля, уведи его отсюда как можно дальше. И побыстрее.
– Вы не найдете дороги обратно, – начал мальчик, центурион его перебил.
– Уводи. Тем более, ты указал, как пройти до главного входа. Это совсем близко.
В это мгновение казалось, стена обрушилась на наемника, он вздрогнул всем телом, покачнулся и едва не упал. К нему бросились, опершись на Врешта, Мертвец тяжело дышал, не в силах успокоить внезапно заколотившееся сердце. Ноги стали ватными, руки ослабли, меч едва не рухнул на камни.
– Что с тобой?
А через миг все вернулось. Дыхание выровнялось, испарина пропала. Наемник покачал головой, отводя руку молотобойца, отлепился от стены.
В этот самый миг Жнец потерял последнюю душу и ушел вслед за ней, растворился, осел горсткой пепла, сражаясь до последнего, насколько возможно отдаляя победу бога огня. Грохот, раскатами доносившийся до сознания наемника, враз утих, замер. Кажется, со смертью Жнеца битва прекратилась вовсе. Или теперь он просто не будет знать о ней ничего, ведь его друга, единственного, того, что принял ради него мучительную смерть, от которой так долго уходил, нет более. Чернокнижник покинул его, оставляя единственную надежду на встречу – где-то и когда-то за гранью миров, в долине вечной тени.