Похвала добродетели

Откуда ни возьмись появилась Буслимат. Она влетела во двор в одном платье, подол которого развевался от быстрого бега и ветра. Остановившись около живописной группы мародеров, Буслимат сказала по-балкарски и по-русски, на тот случай, если балкарского языка эти головорезы не понимают:

— Ах мерзавцы вы, мерзавцы! Ах вы сволочи!.. — И добавила тихо, но так, что не расслышать ее не могли: — Скоро вот так же растечется по земле черная кровь вашего царя Итлера. Понятно?

— Яволь, матка! — расхохотался один из немецких офицеров, то ли понявший слова Буслимат, то ли ничего не понявший.

Во дворе собрались соседи. Ни живы ни мертвы, застыли они с побледневшими лицами, боясь проронить слово. Но Буслимат, кажется, ничего не боялась.

— Пусть кровь брызнет и из ваших глаз, — продолжала она свои проклятья, — и пусть матери ваши воют над письмами в черных рамках, и пусть навсегда захлопнутся двери ваших жилищ, и род ваш иссякнет, собачьи отродья...

— Гут, гут, матка, карашо, — сказал второй немецкий офицер, желая, видимо, унять расходившуюся Буслимат. Но унять ее было уже невозможно:

— Пусть каменной лавиной обрушится на ваши головы месть, — добавила она и завершила свою речь столь изощренной русской бранью, что сама себе поразилась и густо покраснела, — таких слов она никогда еще не говорила.

Под вечер к Буслимат заглянула мать Магомета — Зарият.

— Ох, не накликала бы ты своим языком беду на все село! — сразу заговорила она о главном, ради чего пришла. — И надо же было тебе раскудахтаться, как квочка! Неужели не видишь, какие это звери?

— Давно все вижу, — запальчиво возразила Буслимат, — а молчать не стану! Нету у меня сил молчать! Ты видела, как упала на землю несчастная Абидат? Не видела? Вот то-то же! О аллах, — взмолилась она, — когда ты обрушишь свой гнев на эту волчью стаю?! — И она обратила к небу свои повлажневшие глаза. Потом, помолчав немного, села, успокоилась и налила гостье чаю.

— Вчера опять полную машину раненых в школу привезли, — заговорила Зарият. — Говорят, немцы рвутся в Грузию, да их не больно-то пускают — каждый камень в горах стреляет по ним, проклятым. По радио только и слышишь: «Сталинград», «Сталинград»... Видно, досталось им там, кажется, даже остановили их наконец, дальше не пойдут. Ясно тебе это? — И, не дожидаясь ответа, добавила: — Я ведь с самого начала знала, что так будет и что победы ихние временные, все равно наша армия их разобьет. Вот клянусь тебе своим Магометом, его возвращением домой!..

— Разобьют-то их разобьют, но пока что такое творится, — горестно проговорила Буслимат. — В Нальчике, говорят, стольких людей поубивали со зла, что хоронить не поспевают.

— Вот я и боюсь, что скоро они и у нас зверствовать начнут. Так, может, лучше не нарываться?

— Ну-ну, — неопределенно заметила Буслимат, — может быть, ты и права.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

I

Второе поражение на подступах к перевалу окончательно вывело из терпения генерала Конрада. Несколько раз он вызывал к себе командиров частей, кричал, грозил, доказывал, послал в Состар роту отборных егерей, обещал прислать еще, но в это время пришел приказ о наступлении по всем направлениям.

В приказе четко обозначались и сроки всех операций, с точностью до одного часа! Дивизии «Эдельвейс» предстояло еще раз — и, надо полагать, последний! — штурмовать неприступные, холодные горы, за каждым выступом которых таилась смерть.

Начальник гарнизона, майор Фриц Попп, был чрезвычайно возбужден и озабочен. «Солдаты слишком устали, — думал он, — они устали не столько физически, сколько морально, они давно поняли, что время легких побед осталось позади. Солдат должен привыкать к новым условиям боя, а как его взбодришь? Чем обнадежишь? Где найти слова, которые оказались бы сильнее и убедительнее, чем наши поражения, чем зловещее слово «Сталинград»? Нет этих слов, не осталось! Россия собирает силы для решающего броска, и она найдет эти cилы... Проклятые азиаты! Кто мог предположить, что они так обнаглеют, что они научатся воевать так, как воют только цивилизованные нации? Ведь сейчас они стали какими-то фанатиками, умереть готовы за свой Кавказ. Вот до чего довела большевистская пропаганда!..»

Майор нервно выдернул из портсигара сигарету, зажег спичку и, задумавшись, глядел на трепетный огонек до тех пор, пока он не коснулся кончиков пальцев. А прикурить так и забыл.

— Франц! — крикнул он, и из-за двери мгновенно появился молоденький солдат — совсем еще мальчишка. — Вызови ко мне доктора.

Вскоре высокий офицер с остроскулым от худобы лицом вошел к майору.

— Что случилось, Фриц? — тревожно спросил он еще от порога.

— Да нет, со мной ничего не случилось, — ответил майор Попп. — Я хотел спросить, что там с этим горцем? Он будет жить?

— О, конечно! — с уверенностью воскликнул врач. — Думаю, что скоро станет на ноги. Рана не опасная, но пленный потерял много крови. Впрочем, эти горцы — крепкий народ, я их знаю. А уж этот... — Доктор умолк, словно не решаясь договорить.