Поклонники Сильвии

– Никогда – это очень долгий срок, – произнес Кестер задумчиво. – Я сам бы забил Дика Симпсона кнутом, закидал камнями или утопил; но никогда, девонька, – это очень долго!

– Что ж, не волнуйся на сей счет – слова-то мои; в последние дни я вне себя от гнева. Идем, Кестер, поговори с бедной матушкой.

– Не могу, – ответил работник, отворачивая морщинистое лицо, чтобы Сильвия не увидела, как оно исказилось от охвативших его чувств. – Коров нужно загнать и еще кучу всего переделать; да и он сейчас там, не правда ли, Сильви?

Кестер вопросительно посмотрел на девушку, и его проницательный взгляд заставил ее немного покраснеть.

– Да, если ты говоришь о Филипе; он единственный заботился о нас все это время.

Она вновь вздрогнула.

– Ну, полагаю, теперь он будет заботиться о своем магазине, не так ли?

Едва осознавая это, Сильвия стала звать щипавшую первую весеннюю травку старую кобылу, чтобы ее погладить. И все же слова Кестера девушка услышала довольно отчетливо, пусть и притворилась, что это не так. Однако работник не отставал от нее.

– Люди судачат о тебе и о нем; будь осторожнее, а то они вас поженят.

– Это жестоко с их стороны, – сказала Сильвия, багровея. – Как будто любой настоящий мужчина не помог бы двум одиноким женщинам в такие времена – особенно их родственник! Скажи, кто это говорит, – продолжила она, резко оборачиваясь к Кестеру, – и я никогда его не прощу. Вот так.

– Ого-го! – произнес Кестер, осознавая, что сам в какой-то мере выступил представителем этих самых «людей». – Вот так девица; никогда никого не простит и готова мстить в любую минуту.

Сильвия слегка смутилась.

– Ох, дорогой Кестер, – ответила она. – Из-за отца я злюсь на всех вокруг.

Сказав это, девушка наконец расплакалась; Кестер интуитивно понимал, что слезы принесут облегчение Сильвии, и не мешал ей; он и сам плакал. Вдруг от задней двери донесся голос Филипа:

– Сильви, твоя матушка проснулась и зовет тебя!

– Идем, Кестер, идем.

Схватив работника за руку, девушка потащила его за собой в дом.

При виде их Белл встала, держась за подлокотники кресла. Впрочем, Кестера она сперва не узнала.

– Рада видеть вас, сэр, – произнесла женщина. – Хозяина сейчас нет, но он скоро вернется. Вы, вероятно, пришли насчет ягнят?

– Матушка! – воскликнула Сильвия. – Разве ты не видишь? Это же Кестер! Кестер в своей воскресной одежде.

– Кестер! И правда; у меня в последнее время болят глаза, и я плохо вижу, как будто сквозь слезы. Как же я рада тебя видеть, парень! Меня так долго не было; но то была не увеселительная поездка: мы отлучались по какому-то делу… Расскажи ему, Сильви, а то я запамятовала. Знаю лишь, что никуда бы не поехала, если бы это зависело от меня, ведь, как мне кажется, для моего здоровья было бы лучше, если бы я осталась дома с мужем. Странно, что он не пришел со мной поздороваться. Он, наверное, на дальнем поле, да, Кестер?

Работник взглянул на Сильвию с немой мольбой помочь ему решить дилемму, связанную с ответом, однако все, что она могла, – это изо всех сил сдерживать слезы. На выручку пришел Филип.

– Тетушка, – произнес он, – часы остановились; скажи мне, где лежит ключ, и я их заведу.

– Ключ… – повторила Белл быстро. – Ключ лежит за Библией вон на той полке. Но лучше бы ты его не трогал: хозяин сам этим занимается, он никому не доверяет возиться с часами.

День за днем она говорила об умершем муже так, словно он был жив. С одной стороны, это было благословением: обстоятельства, связанные с его печальной и безвременной кончиной, стерлись из ее памяти, как и сам факт смерти Дэниела. Для Белл он все время отсутствовал, и она всякий раз находила этому удовлетворительное объяснение; окружающие научились ей подыгрывать, говоря о Робсоне так, будто он отправился в Монксхэйвен, ушел в поля или же просто устал и спит наверху – в зависимости от того, что внушало вдове ее воображение. Однако это забвение, бывшее счастливым для нее самой, для ее дочери стало настоящим кошмаром, вновь и вновь напоминая Сильвии о горе, в котором мать не могла ее утешить, равно как и поддержать в связанных с ним обстоятельствах. Девушка все больше привязывалась к Филипу, чьи советы и тепло с каждым днем становились ей все нужнее.