Каждый раз, когда Сильвия неосознанно подтверждала свою любовь к бывшему поклоннику, у Филипа усиливалось желание убедить ее, что Кинрейд умер, и в то же время молодой человек все острее испытывал потребность обмануть собственную совесть, твердя себе, что к этому времени Кинрейд уж точно мертв, погиб в бою или во время шторма, а даже если и нет, для Сильвии он был все равно что покойник, так что в том, чтобы использовать по отношению к сопернику слово «умерший», не было ничего нечестного, ведь можно было почти не сомневаться, что его нет среди живых.
– Думаешь, если бы Кинрейд был жив, он не написал бы тебе, а если не тебе, то кому-нибудь из своей родни? Ньюкаслские родственники все как один считают его погибшим.
– Кестер тоже так говорит, – вздохнула Сильвия.
Собравшись с духом, Филип нежно обнял ее и прошептал:
– Девочка моя, попробуй думать не о тех, кого уже нет на этом свете, а о том, кто любит тебя всем сердцем и душой с тех самых пор, когда впервые увидел… Хотя бы иногда. Ох, Сильви, я так тебя люблю!
В это самое мгновение в задней двери дома появилась Долли Рейд и, увидев девушку, сказала:
– Сильвия, мать тебя зовет, и я никак не могу ее успокоить.
Девушка тут же вскочила на ноги и бросилась успокаивать Белл, терзаемую тревожными фантазиями.
Филип сидел у родника, закрыв лицо руками. Затем поднял голову и стал с жадностью пить воду, зачерпывая ее ладонью; напившись, молодой человек вздохнул и, отряхнувшись, последовал за кузиной в дом. Временами он неожиданно осознавал пределы своего влияния на нее. Обычно девушка исполняла его пожелания с мягким безразличием, так, словно у нее не было собственных предпочтений; пару раз Филип заметил, что она поступает как дочь своей матери, считая, что должна слушаться будущего мужа. И эта мотивация огорчала влюбленного юношу больше, чем что бы то ни было. Он хотел, чтобы вернулась прежняя Сильвия: капризная, своенравная, заносчивая, веселая и очаровательная. Увы! Та Сильвия ушла навсегда.
Но однажды Филип не смог повлиять на кузину, несмотря на приложенные усилия.
Случилось это, когда до них дошла весть о смертельной болезни Дика Симпсона. Сильвия с матерью почти ни с кем не общались. Они и прежде были близки лишь с семейством Корни, но даже эта дружба заметно остыла после замужества Молли и особенно после предполагаемой смерти Кинрейда, в скорби по которому Бесси Корни и Сильвия, можно сказать, соперничали. Однако многие в Монксхэйвене и окрестностях глубоко уважали семейство Робсонов, хоть и считали, что миссис Робсон «задирала нос» и «никого к себе не подпускала», а бедная малышка Сильвия, красота и юное очарование которой едва-едва расцвели, была «немного ветреной» и «манерной девулей». Когда же их постигло горе, у них появилось множество сочувствующих, а учитывая то, что Дэниел погиб за общее дело, даже те, кто едва ли знал Робсонов лично, с готовностью выражали им свое почтение и дружеские чувства. Однако ни Белл, ни Сильвия об этом не ведали. Первая утратила способность воспринимать что бы то ни было, не находившееся прямо у нее перед глазами, вторая же, терзаясь душевной болью, избегала встреч с людьми, ведь те могли завести разговор на болезненную для нее тему. Поэтому несчастные обитательницы фермы Хэйтерсбэнк мало что знали о происходящем в Монксхэйвене и получали лишь скудную информацию от Долли Рейд, раз в неделю ходившей в город, чтобы продать произведенные на ферме продукты; да и тогда Долли часто обнаруживала, что Сильвия слишком погружена в собственные мысли и заботы, чтобы слушать сплетни. Вот почему о том, что Симпсон умирает, ни Белл, ни ее дочь не знали до тех пор, пока однажды вечером об этом не заговорил Филип. При этих словах лицо Сильвии внезапно вспыхнуло и ожило.
– Значит, он умирает? – переспросила она. – Туда ему и дорога!
– Жестокие слова, Сильви! – ответил Филип. – Я хотел попросить тебя об одолжении, но теперь даже и не знаю, сто́ит ли!
– Если это хоть как-то касается Симпсона… – начала было девушка, но затем оборвала себя на полуслове. – Впрочем, продолжай; с моей стороны было невежливо тебя перебивать.
– Если бы ты его увидела, думаю, тебе стало бы жаль этого человека. Симсон не может оправиться после того, как после возвращения из Йорка люди закидали его камнями. Он совсем ослаб и порой бывает не в себе: лежит в кровати, но думает, что горожане опять окружили его и с криками и улюлюканьем швыряют в него камни.
– Рада об этом слышать, – ответила Сильвия. – Это лучшая новость за много дней. Симпсон выступил против моего отца, который дал ему денег на ночлег в ту ночь, когда ему было некуда идти. Именно его свидетельство использовали для того, чтобы повесить отца; теперь ему воздается по заслугам.
– Симпсон и прежде совершал немало плохих поступков, но сейчас он умирает, Сильви!
– Вот и пускай. Ни на что другое он все равно не годится!
– Но он живет в такой ужасной нищете, остался совсем без друзей – некому даже сказать ему доброе слово.
– Как бы там ни было, ты с ним, похоже, разговаривал, – заметила Сильвия.