Поклонники Сильвии

– Я не могу, – ответила Эстер с неожиданной резкостью.

– Да, но ты должна. Я не могу представить без тебя свое венчание: ты была мне как сестра с того самого дня, как я поселился у твоей матери.

Эстер покачала головой. Неужели она должна исполнить и эту просьбу? Видя ее нежелание, Филип все же интуитивно понял, что, даже отказавшись участвовать в празднике, она не откажет ему в помощи. И продолжил:

– Кроме того, мы с Сильвией собираемся отправиться в свадебную поездку в Залив Робин Гуда. Сегодня утром перед открытием магазина я заказал коляску, поэтому мне некого будет оставить с тетушкой. Бедная старушка просто раздавлена горем и иногда, как говорится, впадает в детство; она должна перебраться сюда до нашего возвращения и ни с кем не поедет так охотно, как с тобой, Эстер. Мы с Сильви оба так считаем.

Эстер посмотрела ему в лицо своими серьезными честными глазами.

– Я не могу пойти с тобой в церковь, Филип, больше не проси меня об этом. Но на ферме Хэйтерсбэнк я буду вовремя и сделаю все возможное, чтобы пожилая женщина была счастлива; я помогу ей перебраться сюда, как ты меня просишь.

Филип хотел было вновь попросить ее отправиться с ними в церковь, однако что-то во взгляде девушки пробудило в нем мимолетную мысль, похожую на влажный след от дыхания на зеркале, и молодой человек отказался от своей идеи, сочтя ее фатовством, оскорбляющим Эстер. Он поспешил сменить тему и принялся давать ей указания, как следовало исполнить вторую часть его просьбы, то и дело говоря «мы с Сильвией», чтобы Эстер воспринимала ее как счастливую девушку, тщательно планирующую свою свадьбу, а не как ту, на которую всего несколько месяцев назад обрушились горе и позор.

Эстер не видела, с каким бледным и задумчивым, но в то же время решительным лицом Сильвия чужим голосом отвечала на торжественные вопросы венчавшего их с Филипом священника. Не была в церкви и не видела печальной рассеянности невесты, которая сперва словно не услышала слов жениха, исполненных любви, а затем, вздрогнув и улыбнувшись, ответила на них с грустной мягкостью. Нет, долг Эстер заключался в том, чтобы сопроводить бедную вдову с фермы Хэйтерсбэнк в ее новый дом в Монксхэйвене; несмотря на заботу и помощь, для Эстер это оказалось весьма непростой задачей – из-за начавшейся суматохи бедная старая женщина плакала как дитя, несмотря на предусмотрительность Сильвии, ведь в тот день ее мать покидала дом, хозяйкой которого была так долго. Впрочем, все это было ничто в сравнении с чувством горя, обрушившегося на несчастную Белл Робсон, когда та вошла в дом Филипа, где все, начиная с гостиной, вызывало у нее столь сильные ассоциации с пережитой там агонией, что они пробились в ее спутанное сознание и вновь погрузили несчастную в пучину отчаяния. Эстер пыталась утешить женщину, на разные лады рассказывая ей о свадьбе Сильвии и Филипа, но все оказалось тщетным. Белл помнила лишь об участи своего мужа, которая целиком заполняла ее измученное, помутившееся сознание, омрачая любую посещавшую ее мысль; она звала Сильвию, однако ее рядом не было, и Белл вообразила, что ее ребенку, как и мужу, грозят суд и смерть; попытки Эстер успокоить ее не увенчались успехом. Наконец миссис Робсон перестала всхлипывать и до Эстер донесся долгожданный стук колес повозки, в которой возвращались невеста с женихом. Стоило кучеру остановиться у двери, как Сильвия (чья любовь к матери позволила ей еще издалека услышать ее стенания), белая словно мел, вбежала внутрь; Белл с трудом встала и, шатаясь, двинулась ей навстречу со словами:

– Ох, Сильви-Сильви, забери меня домой из этого ужасного места!

Эстер была тронута отношением Сильвии к матери: ее нежность и забота были таковы, словно они с Белл поменялись ролями и это мать баюкала и ласково утешала капризного испуганного ребенка. Пока старушка не успокоилась, девушка не обращала внимания ни на что вокруг; продолжая дрожать, Белл сидела, крепко обхватив Сильвию обеими руками, словно боялась ее потерять. Обернувшись к Эстер, Сильвия поблагодарила ее с теплотой и любезностью, которыми некоторым людям посчастливилось быть наделенными от природы; слова девушки были простыми, однако ее неуловимая манера и странное, редкое обаяние заставили Эстер почувствовать себя так, словно ей еще никогда в жизни не говорили «спасибо»; даже если прежде она не хотела этого признавать, в тот миг Эстер поняла, как Сильвия, сама порой того не ведая, очаровывает людей.

Но осознавал ли Филип, что во время венчания на его возлюбленной было траурное платье и первыми звуками, встретившими их при приближении к дому, были плач и стенания?

Глава XXX. Счастливые дни