Поклонники Сильвии

Он следил за ее реакцией. Сильвия вздохнула, однако за этим ничего не последовало. Врач ждал. Слегка приподняв голову, Сильвия спросила:

– Как думаете, сколько она пробыла без сознания, доктор? Полагаете, она слышала, что говорили окружающие, до того как погрузилась в этот странный сон?

– Не могу сказать, – ответил доктор Морган, качая головой. – Было ли ее дыхание таким же тяжелым и хриплым, когда вы выходили от нее утром?

– Думаю, да, но точно сказать не могу – случилось столько всего…

– Вы говорили, что, когда после завтрака вернулись к матери, она лежала все в том же положении?

– Да; и все же я могу ошибаться. Если бы я только могла мыслить ясно… Но у меня так болит голова. Прошу вас, уйдите, доктор: я в замешательстве, и мне нужно побыть одной.

– Тогда доброй ночи; вижу, вы мудрая женщина и решили лечь спать; спокойной ночи вам и ребенку.

Впрочем, спустившись вниз, он попросил Фиби время от времени заглядывать к хозяйке и проверять, как она.

Рядом со старой служанкой сидела Эстер Роуз; обе плакали, явно глубоко опечаленные смертью Белл и таинственным исчезновением Филипа.

Эстер спросила, может ли она подняться к Сильвии; врач дал ей позволение и завел у очага разговор с Фиби. Впрочем, Эстер вскоре вернулась, так и не поговорив с подругой: дверь в спальню была заперта, а изнутри не доносилось ни звука.

– Как думаете, она знает, где ее муж? – спросил врач у Эстер. – Насчет него она нисколько не тревожится. Хотя, возможно, шок от смерти матери оказался слишком сильным. Будем надеяться, что утро принесет хоть какие-то изменения; рыдания или беспокойство по поводу мужа были бы более естественными. Доброй ночи вам обеим.

Сказав это, он удалился.

Слушая доктора Моргана, Фиби и Эстер избегали смотреть друг на друга. Обе осознавали, как высока вероятность того, что между мужем и женой случился серьезный разлад. Эстер вспомнился прошлый вечер, а Фиби – сегодняшний нетронутый завтрак.

Служанка заговорила первой.

– Мне бы хотелось, чтобы он вернулся домой, хотя бы просто для того, чтобы заткнуть рты сплетникам, – сказала она. – Если бы старая леди не умерла именно сегодня, кривотолков не было бы. Для магазина очень плохо, если один из партнеров исчезает и никто не знает, что с ним стряслось. Скажу лишь, что во времена Фостеров такого не случалось.

– Он еще может вернуться, – предположила Эстер. – Еще не поздно…

– А еще сегодня был рыночный день, – продолжала Фиби. – Беда не приходит одна; целая толпа клиентов отправится по домам с расчудесной историей о том, как мистер Хепберн ушел и пропал, будто животина какая.

– Тихо! Слышишь шаги? – внезапно произнесла Эстер.

С улицы донесся топот; впрочем, миновав их дверь, прохожий продолжил путь, и надежда растаяла вместе с его стихшими вдалеке шагами.

– Сегодня он не вернется, – сказала Фиби, которая, впрочем, как и Эстер, прислушивалась к каждому звуку. – Шли бы вы лучше домой; а я останусь: негоже всем нам ложиться в кровать, когда в доме покойница; Нэнси-то, лентяйка, в такое время уже спит. Заодно буду прислушиваться, не вернулся ли хозяин; впрочем, бьюсь об заклад, он не придет; где бы он ни был, он, должно быть, спит, ведь уже одиннадцатый час. Выходите через магазин, а я постою в дверях, пока вы не подойдете к своему дому: не годится, чтобы молодая женщина ходила по улице так поздно.

Защищая рукой свечу от ветра, служанка стояла в дверном проеме, пока Эстер с тяжелым сердцем возвращалась к себе.

Когда они вновь встретились утром, их души наполняло такое же ощущение глухой безнадежности. Вестей о Филипе не было, равно как и изменений в состоянии Сильвии, а по городу продолжали расползаться сплетни, пересуды и кривотолки.

Эстер готова была на коленях молить Коулсона не повторять подробностей этой истории, ведь каждое слово было для нее будто острый нож; к тому же из-за не прекращавшейся болтовни она не слышала шагов на мостовой.

Вдруг одна покупательница обронила замечание, оказавшееся очень близким к истине.

– Странно, – сказала она, – стоит одному человеку появиться, как другой тут же исчезает. Ведь как раз во вторник вернулся Кинрейд, которого вся его родня считала погибшим, а на следующий день мистер Хепберн ушел в неизвестном направлении!

– Таков уж этот мир, – отозвался Коулсон слегка напыщенно. – Жизнь полна всевозможных изменений: мертвые оказываются живыми, а бедный Филип, будучи живым, выглядел как мертвец, входя в магазин в среду утром.

– А как она это воспринимает? – спросила женщина, кивая в том направлении, где должна была находиться Сильвия.

– О, она сама не своя, если можно так выразиться. Миссис Хепберн была просто ошеломлена, обнаружив, что мать, которую она считала спящей, умирает у нее на руках, но при этом не проронила ни слезинки, так что печаль угнездилась глубоко в ее мозгу, и, судя по тому, что я слышал, она не понимает до конца, что ее муж пропал. Доктор Морган говорит, что, если бы только она поплакала, к ней вернулось бы более полное осознание происходящего.

– А что обо всем этом говорят Джон и Джеремайя Фостеры?