В разговорах с другими людьми Сильвия не упоминала даже его имени – впрочем, ей и не представлялось возможности задать о Кинрейде вопрос кому бы то ни было, кто мог бы дать на него ответ. В День святого Мартина Корни съехали из Мшистого Уступа, перебравшись в окрестности далекого Хорнкасла. Бесси Корни, выйдя замуж, разумеется, осталась жить недалеко от Монксхэйвена, однако Сильвия никогда не была с ней близка, да и девичья дружба, которая могла бы быть между ними, заметно остыла после мнимой смерти Кинрейда три года назад.
Однажды, незадолго до Рождества 1798 года, Коулсон позвал Сильвию в магазин; они с помощником как раз распаковывали тяжелые связки зимних вещей, прибывшие из западной части графства и других мест. Когда Сильвия вошла, Коулсон рассматривал платье из превосходного ирландского поплина.
– Гляди! Узнаешь? – спросил он жизнерадостным тоном человека, собирающегося сделать другому приятное.
– Нет! Разве я когда-нибудь его видела?
– Не его; другое точно такое же.
Платье не вызвало у Сильвии особого интереса, однако она присмотрелась к нему, словно пыталась вспомнить, где могла видеть нечто подобное.
– В прошлом году в марте такое платье было на моей жене на празднике у Джона Фостера, – пояснил Коулсон. – Филип потом голову ломал, как бы достать тебе точно такое же, кучу народу ради этого на ноги поднял и как раз за день до своего таинственного исчезновения написал через братьев Доусонов, что живут в Уэйкфилде, в Дублин, чтобы для тебя сшили этот наряд. Джемайме пришлось отрезать лоскут от своего платья, дабы у него был образец.
Сильвия лишь тихо сказала, что платье очень красивое, и, к вящему неудовольствию Коулсона, торопливо покинула магазин.
Всю вторую половину дня она была необычно тихой и подавленной. Беспомощно сидевшая в своем кресле Элис Роуз внимательно за ней следила; наконец, после очередного глубокого вздоха Сильвии, которая, казалось, не замечала ничего вокруг, старушка произнесла:
– Ты должна искать утешение в религии, дитя, как делали многие до тебя.
– Как? – спросила Сильвия, вздрогнув от неожиданности.
Она не осознавала, что за ней наблюдают.
– Как? – Элис не ожидала, что ее наставление потребует дальнейших указаний. – Почитай Библию – и узнаешь.
– Но я не умею читать! – ответила Сильвия.
Она была в слишком большом отчаянии, чтобы и дальше скрывать свое невежество.
– Не умеешь читать! Ты, жена Филипа, который был таким грамотеем! Воистину жизнь – странная штука! Наша Эстер читает не хуже священника, а Филип выбрал девицу, которая не может прочесть даже собственную Библию.
– Разве Филип и Эстер?..
Сильвия замолчала на полуслове; ее охватило такое любопытство, что она не знала, как сформулировать вопрос.
– Много-много раз я видела, как Эстер находила утешение в Библии, пока Филип ухаживал за тобой. Она знала, где это искать.
– Я хотела бы уметь читать, – призналась Сильвия кротко. – Если бы кто-нибудь научил меня, возможно, это пошло бы мне на пользу, ведь счастливой меня не назовешь.
Она посмотрела в суровое лицо Элис полными слез глазами. Старую женщину это тронуло; впрочем, она не стала демонстрировать сочувствие и предпочла промолчать.
Однако на следующий день она пригласила Сильвию к себе и стала, будто маленького ребенка, учить ее читать с помощью первой части Книги Бытия, ведь чтение, не связанное с Библией, было для нее суетным и она не стала бы снисходить до подобной слабости. Учеба давалась Сильвии все так же непросто, однако она проявляла смирение, искренне желая научиться, и желание это радовало Элис, ведь из ученицы она могла стать новообращенной.
Все это время Сильвия не переставала испытывать интерес к оброненным Элис словам насчет Эстер и Филипа; однажды она заговорила об этом вновь, и ее догадки подтвердились, ведь Элис не стеснялась использовать собственный опыт, пример своей дочери и чей бы то ни было еще для того, чтобы доказать суетность всего мирского.
Знание об этом глубоко задело не подозревавшую ни о чем подобном Сильвию, вызвав у нее странный интерес к Эстер – бедной Эстер, чью жизнь она разрушила, одновременно разрушив свою. Она предполагала в мисс Роуз такую же страсть, как и та, что когда-то владела ей самой в отношении Кинрейда, и гадала, какие чувства испытывала бы к женщине, которая встала бы между ними, уведя у нее Чарли. Памятуя о неизменных мягкости и доброте, которые Эстер проявляла к ней со своего первого визита на ферму Хэйтерсбэнк, Сильвия научилась мириться с ее нынешней холодностью.
Она изо всех сил пыталась вновь завоевать утраченное расположение, однако выбрала для этого путь столь ошибочный, что собственные попытки стали казаться ей безнадежными.