Прежняя солдатская жизнь вызывала у него ностальгию, ведь в ней каждый день происходило множество интересных, пусть даже и небольших событий.
– Выходит, вы знали моего сына, лейтенанта Пеннингтона?
– Именно он дал мне этот плащ, сэр, когда меня отправляли обратно в Англию. Я какое-то время был его адъютантом, пока меня не ранило взрывом на борту «Тесея»; он сказал, что во время плавания я могу замерзнуть. Он очень добр и, говорят, станет первоклассным офицером.
– Вы получите кусок ростбифа, хотите этого или нет, – постановил смотритель и позвонил в колокольчик, висевший у его задней двери. – Теперь я узнаю́ этот плащ… Вот ведь негодник! Как можно было его так быстро износить? – Он смахнул огромную непрошеную слезу. – Значит, вы были на борту «Тесея» во время взрыва? Принесите этому доброму человеку холодного мяса… Впрочем, погодите! Идемте со мной: расскажете миссис Пеннингтон и юным леди все, что знаете о Гарри, об осаде и о взрыве.
Филипа проводили в дом смотрителя, где едва ли не против воли заставили поесть ростбифа; юные леди без остановки засыпали Хепберна вопросами, говоря, как ему казалось, все одновременно. Он постарался удовлетворить их любопытство и уже искал благовидный предлог, чтобы удалиться, как вдруг самая юная из девушек подошла к отцу – тот все это время стоял у камина, набросив полы плаща на руку и не снимая шляпы. Слегка наклонив голову, он выслушал, что прошептала ему дочь, и, кивнув, принялся расспрашивать Филипа с доброжелательно-покровительственным интересом, с которым богатые обращаются к бедным.
– Куда вы направитесь теперь? – спросил он.
Прямо Филип отвечать не стал. Задумавшись о том, куда идет, он через некоторое время произнес:
– На север, полагаю. Но, возможно, я так никогда туда и не доберусь.
– А разве у вас нет друзей? Разве вы не к ним направляетесь?
Вновь повисла пауза; лицо Филипа помрачнело.
– Нет! – сказал он. – К друзьям я не направляюсь. Не знаю, остались ли они еще у меня.
По его взгляду и словам Пеннингтоны решили, что либо его друзья умерли, либо он оскорбил их своим поступлением на службу.
– Я спрашиваю потому, что у нас есть пустующий домик, – продолжил смотритель. – Старик Добсон, сражавшийся с генералом Вольфом[78]
во время взятия Квебека, умер две недели назад. Боюсь, что с вашими ранениями вы уже не сможете работать. Однако те, кто у нас селится, должны иметь безупречные рекомендации, – добавил он, посмотрев на Хепберна таким проницательным взглядом, на какой только был способен.Филип никак не отреагировал ни на предложение жилья, ни на предположение, что его поведение может оказаться недостойным. Впрочем, в действительности он был благодарен смотрителю, однако на сердце у него было слишком тяжело, чтобы тревожиться о будущем по-настоящему.
Смотритель и его семья, привыкшие считать проживание в приюте Гроба Господня пределом мечтаний для измученного солдата, ощутили легкую досаду из-за прохладной реакции на сделанное предложение. Пеннингтон принялся перечислять преимущества, которые получит Филип, приняв его предложение.
– Кроме дома, – сказал он, – вы будете получать телегу дров на День Всех Святых, Рождество и Сретение, синюю накидку и прочую одежду на каждый День святого Михаила и ежедневное содержание в размере одного шиллинга. Обедать будете вместе с остальными в столовой.
– Смотритель сам ежедневно ходит в столовую, дабы убедиться, что никто ни в чем не нуждается, и произнести молитву, – добавила его жена.
– Знаю, с моей стороны глупо не быть благодарным за столь щедрое предложение, – произнес Филип скромно, – ведь это гораздо больше, чем то, на что я рассчитывал и надеялся; оно очень соблазнительно, ведь я до крайности измотан. Не раз я думал о том, чтобы лечь под какой-нибудь изгородью и умереть от усталости. Но когда-то на севере у меня были жена и ребенок…
Он замолчал.
– Они умерли? – спросила одна из юных леди.
Ее глаза встретились с полными немой тоски глазами Филипа, который пытался подобрать слова, чтобы все объяснить, но при этом не сказать правду.
– Что ж, – произнес смотритель, посчитав, что понял истинное положение вещей, – вот мое предложение: вы сразу же займете дом старого Добсона на испытательный срок. Я напишу Гарри и расспрошу его о вас. Кажется, вы сказали, что вас зовут Стивен Фримен? Пока я буду ждать ответа, вы решите, нравится вам здесь или нет, и в любом случае отдохнете, ведь вам это, судя по всему, необходимо. Как вы понимаете, плащ Гарри для меня уже в некотором роде рекомендация, – добавил он, добродушно улыбнувшись. – Разумеется, вам придется следовать правилам, как и всем прочим, – месса в часовне в восемь, обед в двенадцать, гасить свет в девять; об остальном я расскажу вам по дороге к вашему новому жилищу.
Так Филип, почти вопреки собственной воле, поселился в приюте Гроба Господня.
Глава XLII. Ложное предание