– Мне бы хотелось сказать ему хотя бы пару добрых слов, – призналась Сильвия.
Казалось, она вот-вот расплачется.
– Ну, ну, девочка, не стоит плакать о былом, а то я сейчас расплачусь об ирисках, которые съела эта маленькая разбойница, пока мы с тобой разговаривали. Съела все до одной!
– Вот ведь шалунья! – воскликнула Сильвия, протягивая руки к ребенку; девочка бросилась к ней и принялась гладить мать по щекам и вытаскивать из-под чепца ее мягкие каштановые локоны. – И мамочка балует ее, и Эстер…
– Зато бабушка Роуз не балует, – произнес ребенок, проницательно найдя исключение в материнском списке.
– Нет; зато Джеремайя Фостер еще как балует. Он почти каждый день приходит к ней из банка, Кестер, и приносит всякую всячину; а она, негодница, лезет прямо к нему в карманы – знай только перекладывает яблоки да игрушки из одного в другой. Эх, что за негодница! – повторила Сильвия, осыпая дочь поцелуями. – А еще он часто берет ее на прогулку и идет медленно, как настоящий старик, чтобы Белла за ним поспевала. Я часто бегу наверх, чтобы смотреть на них из окна, ведь меня он с собой не приглашает, желая побыть с ней наедине.
– Белла, разумеется, хорошенькая, – сказал Кестер, – но не такая, какой была ты. Впрочем, я так и не сказал, зачем пришел, а ведь мне уже пора уходить. Завтра утром я отправляюсь на Чевиотские холмы[81]
, чтобы пригнать овец, купленных Джонасом Бланделлом. Полагаю, работенка месяца на два, не меньше.– Славное время года для этого, – сказала Сильвия, слегка удивившись явному нежеланию Кестера покидать Монксхэйвен, ведь раньше он спокойно отлучался и на более долгое время.
– Да мне, видишь ли, не слишком-то хочется оставлять свою сестру – ту самую вдову, у которой я живу, когда не в отъезде. Еда очень подорожала: за четырехфунтовую буханку хлеба просят шестнадцать пенсов; народ поговаривает о голоде; так что деньги, которые я плачу́ старушке за еду и кровать в пристройке, для нее очень кстати, и теперь она приуныла: ей никак не удается найти жильца на мое место, а ведь она нарочно перебралась за мост, поближе к новым домам, в надежде, что рабочие, строящие дорогу, будут рады поселиться поближе к ней. Хотелось бы до отъезда найти ей порядочного жильца, а то она мягкосердечная и ее может обмануть любой проходимец.
– Я могу ей чем-то помочь? – спросила Сильвия встревоженно. – Я бы с радостью это сделала, да и денег у меня полно…
– Нет, моя девочка, – ответил Кестер. – Не волнуйся; потому я и боялся тебе об этом говорить. Я оставил ей кое-какие деньги и постараюсь прислать еще; мне хочется лишь, чтобы был кто-то, кто скажет ей доброе слово в мое отсутствие. Если ты станешь иногда к ней заглядывать, я буду очень тебе благодарен и уеду с легким сердцем.
– Ну разумеется, Кестер. Когда тебя нет, у меня сердце не на месте, ведь мне порой так одиноко. И раз нам обеим будет тебя не хватать, то и тема для разговора всегда найдется.
Кестер удалился, успокоенный обещанием Сильвии почаще заглядывать к его сестре, пока он будет на севере.
Однако привычки Сильвии изменились с тех пор, как она девочкой проводила на ферме Хэйтерсбэнк по полдня на открытом воздухе, бегая с непокрытой головой кормить кур и старого тяглового коня, собирать в саду травы или, поднявшись на самый высокий холм, дудеть в рожок, приглашая отца и Кестера домой обедать. Живя в городе, где перед выходом из дома нужно было надевать головной убор и плащ, а по улицам шагать чинно и неспешно, она до исчезновения Филипа думала лишь о том, как бы поскорее сбежать навстречу свободе морского побережья, но затем стала так бояться взглядов людей, смотревших на нее как на брошенную жену, что здоровье Беллы превратилось для нее в единственную причину, чтобы выйти из дома. Неизменная готовность души не чаявшего в ребенке Джеремайи Фостера брать Беллу на прогулку, о чем Сильвия рассказала Кестеру, стала для нее спасением. С того самого дня, когда малышка пошла к нему на руки, соблазненная его карманными часами, Джеремайя начал в какой-то мере считать ее своей; возвращаясь из банка домой на обед, он брал девочку с собой, и это стало для него настолько естественным, что теперь у его стола неизменно стоял высокий стульчик на случай, если Белла будет обедать вместе с ним. В такие дни на обратном пути в банк он обычно приводил ее к двери магазина. Иногда, однако, случалось, что работы в банке во второй половине дня не было, и тогда Джеремайя посылал за матерью девочки, чтобы та забрала Беллу из его дома в новой части города. В такие дни Сильвии приходилось отправляться за своей дорогой малышкой; не считая этих случаев, она редко выходила на улицу.