Поклонники Сильвии

– Не плачь, Белла, – сказала Эстер. – Просто никогда больше не играй с часами. Я не видела, что ты их взяла, иначе вовремя бы тебя остановила. Но я отнесу их на пристань к старому Дарли, и, возможно, он их починит. Однако Белла никогда больше не должна играть с часами.

– Никогда! Никогда! – пообещала всхлипывающая малышка.

В тот же вечер Эстер отнесла часы к старому Дарли.

Уильям Дарли приходился братом садовнику, служившему у приходского священника, и дядей моряку, застреленному вербовщиками несколько лет назад, и его прикованной к постели сестре. Он был талантливым механиком, чье умение чинить часы и хронометры очень ценили моряки, плату с которых Дарли брал весьма необычным способом, предпочитая деньгам обмен: моряки привозили иностранные монеты и диковинки, попавшиеся им во время плаваний, и отдавали их механику за ремонт навигационных инструментов и часов. Если бы Дарли сумел скопить достаточный капитал для того, чтобы расширить свое дело, он мог бы стать богатым человеком; впрочем, в этом случае он вряд ли был бы так же счастлив, как в своем причудливом маленьком двухкомнатном жилище, где передняя комната служила одновременно лавкой и мастерской, а задняя выполняла роль спальни и музея.

К этому чудаковатому, ходившему в потрепанной одежде старику иногда обращался за помощью ювелир, владевший более респектабельным магазином на Хай-стрит, однако, прежде чем взяться за какую бы то ни было деликатную работу, Дарли вволю осыпал его презрительными насмешками, на чем свет стоит ругая за невежество. Впрочем, душевная теплота тоже не была ему чужда, и Эстер Роуз нашла путь к сердцу старика, с неизменными терпением и добротой ухаживая за его племянницей, прикованной к постели. Дарли никогда не ворчал на Эстер так же, как на остальных, и в тех случаях, когда она обращалась к нему с просьбой что-нибудь починить, брал лишь минимальную плату, словно это она оказывала ему услугу, а не он ей.

Когда Эстер вошла в лавку, Дарли сидел за работой в наиболее освещенной части помещения, надвинув на нос очки и держа в руках микроскоп.

Не говоря ни слова, он взял часы и внимательно осмотрел их, после чего вскрыл и стал разбирать, чтобы понять причину поломки.

Внезапно Дарли услышал, как Эстер удивленно охнула. Взглянув на нее поверх очков, он увидел, что она держит в руке взятые с прилавка часы.

– Что не так? – спросил Дарли. – Никогда не видела таких часов? Или тебя удивили буквы с обратной стороны?

Дело действительно было в буквах – в старомодной, причудливо переплетенной гравировке «З. Х.», инициалах, которые, как Эстер было известно, принадлежали Захарии Хепберну, отцу Филипа. Также она знала, как Филип ценил эти часы, и помнила, что видела их у него в руке в день исчезновения, когда он раздраженно поглядывал на циферблат, дожидаясь возвращения Сильвии с затянувшейся прогулки. Эстер была уверена, что, уходя, Филип забрал часы с собой, и не сомневалась, что он не расстался бы так просто с этой реликвией, доставшейся ему от покойного отца. Где же был Филип Хепберн, живой или мертвый, раз вещь, представлявшая для него такую ценность, оказалась в Монксхэйвене?

– Как к вам попали эти часы? – спросила Эстер как можно спокойнее.

Будь на ее месте кто-нибудь другой, Дарли просто не стал бы отвечать на вопрос: свои сделки он держал в тайне – не потому, что ему было что скрывать, а просто из любви к секретам. Взяв часы у Эстер из рук и взглянув на выгравированные внутри цифру и имя часовщика – «Натто Джент, Йорк», – он ответил:

– Один человек продал их мне вчера вечером. Им лет сорок, не меньше, ведь Натто Джент покоится в могиле примерно столько же времени. Однако при жизни он свое дело знал, и я заплатил принесшему их примерно полную стоимость хорошей монетой. Сперва я хотел обменять на них что-нибудь, но он не согласился, хотя с виду был голоден – как и многие сейчас.

– Кто это был? – выдохнула Эстер.

– Помилуй Бог, женщина! Откуда мне-то знать?

– А как он выглядел? Сколько ему лет? Скажите мне.

– Девочка моя, у меня и так дел хватает, и мне некогда всматриваться в лица людей в полумраке.

– Но вам ведь нужен был свет, чтобы оценить часы.

– Эк! Какие мы умные! Да, свеча стояла у самого моего носа. Но я взял ее не для того, чтобы таращиться ему в лицо. Как по мне, это было бы не слишком вежливо.

Эстер замолчала, и сердце Дарли смягчилось.

– Коль уж тебе так хочется узнать, кто он такой, я, возможно, смогу сказать тебе, где его найти.

– Как? – спросила Эстер взволнованно. – Я и правда хочу это узнать. Очень хочу, и совсем не без причины.

– Что ж, тогда я тебе расскажу. Это странный тип. Готов побиться об заклад, что у него каждый медяк на счету, и все же он, достав славные полкроны, попросил меня проделать в них отверстие. «Этим я испорчу хорошую королевскую монету, – говорю я ему. – С дыркой ее никто больше не примет». Он долго что-то бормотал, но в конце концов настоял на том, чтобы я это сделал; он оставил ее здесь, сказав, что зайдет завтра вечером.