Поклонники Сильвии

– Гренландия – это все, что я хочу знать из географии. Ну, кроме разве что Йорка, из-за скачек, и Лондона, потому что там живет король Георг.

– Но чтобы выучить географию, тебе нужно знать обо всех местах: о том, какие из них жаркие, какие – холодные, сколько жителей в каждом из них, какие там текут реки и какие в них главные города.

– Уверена, Сильви, если Филип тебя всему этому научит, ты станешь образованнее, чем был кто-нибудь из Престонов с тех пор, как мой прадед лишился собственности. Я буду очень тобой гордиться, ведь это позволит мне почувствовать себя так, словно мы вновь стали Престонами из Слейдберна[36].

– Я на многое готова ради тебя, матушка; но кому сдались богатства и земли, если для того, чтобы их иметь, нужно десятки раз писать «Авденаго» и забивать себе мозги сложными словами, пока те не вздуются и не лопнут?

В тот вечер это, вероятно, было последним выражением протеста против учебы со стороны Сильвии: девушка стала послушной и действительно старалась понять то, чему Филип пытался научить ее посредством примитивной, хотя и довольно умело нарисованной им самим с помощью уголька на кухонном столе карты – разумеется, предварительно испросив разрешения на эту, как выразилась Сильвия, «грязную работенку» у тетушки; впрочем, постепенно даже его кузина заинтересовалась большой черной точкой под названием «Монксхэйвен», вокруг которой начали формироваться суша и море. Положив круглое личико на руки, девушка уперлась локтями в стол, созерцая процесс рисования и то и дело поднимая взгляд на Филипа, чтобы задать ему какой-нибудь неожиданный вопрос. Впрочем, учеба не поглотила Сильвию настолько, чтобы она не замечала его приятной близости. Настрой ее в отношении кузена был самым доброжелательным, не бунтарским и не дерзким; Филип же изо всех сил старался удержать ее интерес, говоря изысканнее, чем когда-либо (вот на что способна любовь!), с пониманием того, что бы ей хотелось услышать и узнать. Однако в тот самый миг, когда он пытался объяснить Сильвии причину возникновения долгих полярных дней, о которых она слышала с самого детства, молодой человек почувствовал, что больше не владеет ее вниманием, что их разумы утратили контакт и что девушка уже вне его власти. Впрочем, он ощущал это лишь мгновение; у него не было времени поразмыслить о том, что же оказало на Сильвию столь досадное влияние, ведь дверь открылась и в дом вошел Кинрейд. Хепберн понял, что девушка, должно быть, услышала его приближавшиеся шаги и узнала их.

Манеры разгневанного Филипа немедленно стали чрезвычайно холодными. К его удивлению, Сильвия поприветствовала вновь прибывшего почти так же холодно. Девушка стояла за кузеном, так что, вероятно, не увидела протянутую в приветственном жесте руку Кинрейда, ведь она не вложила в нее свою маленькую ладошку, как сделала это час назад, когда в дом вошел сам Филип. Едва сказав гостю пару слов, Сильвия устремила взгляд на начертанную углем примитивную карту, так, словно заметила на ней какую-то крайне любопытную географическую особенность или решила запомнить урок во всех деталях.

И все же Хепберна встревожило то, как тепло Кинрейда принял хозяин дома, показавшийся из задней комнаты почти в то же мгновение, когда главный гарпунер вошел. Спокойствия у Филипа не прибавилось и когда он обнаружил, что гарпунер расположился у очага с привычным видом частого гостя. Дэниел достал трубки. Филип не любил курение – как, возможно, и Кинрейд, который, взяв и раскурив трубку, почти не подносил ее к губам, беседуя вместо этого с фермером Робсоном о морских делах. Кроме него почти никто не говорил. Филип с мрачным видом сидел рядом; Сильвия с тетушкой вели себя тихо, а старый Робсон курил длинную глиняную трубку, время от времени вынимая ее изо рта, чтобы сплюнуть в блестящую медную плевательницу и вытряхнуть белый пепел. Прежде чем вновь взять трубку в рот, Дэниел довольно усмехался, явно наслаждаясь рассказом Кинрейда и иногда вставляя короткое замечание. Сильвия сидела боком с краю кухонного стола, притворяясь, будто занята шитьем; однако Филип заметил, что она часто опускала иголку, чтобы послушать.

Через некоторое время Белл Робсон завязала с Хепберном разговор – в большей мере потому, что почувствовала досаду своего племянника, родного ей человека, чем из желания обсудить что-либо конкретное. Хотя, возможно, им обоим приятно было показать, что они не испытывают особого доверия к историям Кинрейда. Впрочем, миссис Робсон была слишком необразованна и опасалась верить всему, что говорят люди.

Филип, как и Сильвия, сидел с той стороны очага, что была ближе к огню, напротив гарпунера. Наконец он повернулся к кузине и тихо произнес:

– Полагаю, нам не удастся позаниматься географией, пока этот парень не уйдет?

При словах «этот парень» щеки Сильвии залились краской; однако ответ ее прозвучал равнодушно:

– Как по мне – хорошего понемножку, а географии мне на этот вечер достаточно; но все равно спасибо.