Поклонники Сильвии

Филип погрузился в оскорбленное молчание. Он почувствовал злорадство, когда тетушка принялась готовить ужин с таким шумом, что Сильвия больше не могла разобрать слова моряка. Поняв это, раздраженная девушка, лишенная возможности дослушать историю до конца, дабы не позволить кузену насладиться своим триумфом и в еще большей мере чтобы пресечь любые его попытки завести с ней разговор, принялась напевать себе под нос, не прекращая при этом шить; так она и сидела, пока, ощутив внезапное желание помочь матери, не соскользнула со стула и, миновав Хепберна, опустилась на колени перед очагом рядом с отцом и Кинрейдом и принялась подрумянивать лепешки. Теперь шум, которому так радовался Хепберн, обернулся против него. Филип не мог различить, о чем весело переговаривалась Сильвия с гарпунером, когда тот пытался забрать у нее длинную вилку.

– Как этот морячок здесь оказался? – спросил Хепберн у тетушки. – Ему не следует находиться рядом с Сильвией.

– Да не знаю, – ответила та. – Нас познакомили Корни, а мужу моему его компания пришлась по душе.

– А вам он нравится, тетушка? – спросил Филип почти с тоской, последовав за миссис Робсон на маслобойню под предлогом того, что хочет ей помочь.

– Не слишком; как по мне – он рассказывает небылицы, желая проверить, примем ли мы их за чистую монету. Но мой муж и Сильвия считают его просто необыкновенным.

– Да я могу найти на пристани пару десятков таких, как он!

– Ну, не надо горячиться, дорогой. Кому-то нравятся одни люди, кому-то – другие. Что до меня – я всегда буду тебе рада.

Добрая женщина подумала, что Филипу стало обидно из-за явной увлеченности ее мужа и дочери их новым другом, и попыталась сделать обстановку как можно менее напряженной. Однако, несмотря на все ее усилия, настроение племянника в тот вечер так и не улучшилось: он чувствовал себя неуютно и испытывал явное неудовольствие – но все же не хотел уходить, пребывая в решимости продемонстрировать, что в этом доме он более близкий человек, чем Кинрейд. Наконец гарпунер поднялся, чтобы уйти, однако, прежде чем сделать это, наклонился к Сильвии и сказал ей что-то так тихо, что Филип не смог разобрать его слов; девушка, внезапно ставшая чрезвычайно усердной, даже не подняла глаз от своего шитья и лишь кивнула в ответ. В конце концов, после многочисленных задержек и возвращений, в которых подозрительный Филип усмотрел лишь предлог для того, чтобы украдкой бросать взгляды на Сильвию, Кинрейд удалился. Как только стало ясно, что этим вечером он больше не вернется, девушка немедленно отложила шитье, заявив, что очень устала и должна немедленно ложиться спать. Ее мать, которая тоже уже с полчаса клевала носом, была лишь рада возможности отправиться в постель.

– Выпей еще стаканчик, – сказал фермер Робсон Филипу.

Однако тот довольно резко отверг его предложение, подойдя вместо этого поближе к Сильвии. Он хотел поговорить с ней и видел, что она этого не желает, а потому воспользовался наиболее простым предлогом – что, впрочем, оказалось не самым мудрым шагом, лишившим его возможности всецело завладеть ее вниманием хотя бы на мгновение.

– Не думаю, что тебя слишком волнует изучение географии, не правда ли, Сильви?

– Не сегодня вечером, – ответила девушка, притворно зевая, но в то же время застенчиво поглядывая на недовольное лицо кузена.

– Да и вообще, – произнес Филип с нарастающим гневом, – как и учеба в целом. В прошлый раз я принес с собой кое-какие книги, чтобы ты много чего выучила, но теперь попрошу лишь вернуть их мне; я положил их на полку рядом с Библией.

Он хотел, чтобы Сильвия принесла их ему, дабы иметь удовольствие хотя бы получить книги из ее рук.

Ничего не ответив, девушка пошла наверх и вернулась с книгами; на ее лице было вялое безразличие.

– Значит, географию ты больше учить не будешь, – сказал Хепберн.

Что-то в его тоне задело Сильвию, и она посмотрела ему в лицо, в котором читалась глубокая обида, а еще тоска, сожаление и печаль, которые ее тронули.

– Ты же не сердишься на меня, Филип? Я хотела бы учиться, а не злить тебя. Просто я глупа и наверняка доставляю тебе кучу хлопот.

Хепберн был бы рад ухватиться за эту соломинку, чтобы продолжить уроки, но упрямство и гордость не позволили ему произнести ни слова. Он лишь молча отвернулся от милого умоляющего личика, чтобы завернуть свои книги в бумагу. Филип знал, что Сильвия тихо стоит рядом с ним, однако сделал вид, будто не замечает этого. Закончив, молодой человек коротко пожелал всем доброй ночи и удалился.