– Хотел бы я, чтобы следующий раз наступил поскорее, – отозвался Кинрейд, однако вернувшаяся к ведру девушка его, похоже, не услышала; моряк последовал за ней. – Память у меня короткая, – пожаловался он. – Покажешь мне еще раз, как держать сито?
– Нет, – сказала Сильвия; казалось, она готова была рассмеяться, однако сито держала крепко, не поддаваясь шутливым попыткам Чарли разжать ее пальцы. – А вот о твоей короткой памяти мне уже известно.
– Как это? Что я сделал? Когда ты о ней узнала?
– Прошлым вечером… – начала Сильвия, но затем осеклась и, отвернувшись, сделала вид, будто моет ведра.
– Так-так, – сказал Чарли, догадываясь, что она имеет в виду, и польщенный этим. – Что случилось прошлым вечером?
– Ой, ты сам знаешь! – ответила девушка, словно с нетерпением ожидала, чтобы ее загнали в угол – и в прямом, и в переносном смысле.
– Нет; расскажи, – потребовал Чарли.
– Ну, если ты настаиваешь… – произнесла Сильвия. – Я считаю, что ты продемонстрировал свою короткую память, не узнав меня, хотя еще прошлой зимой бывал в этом доме пять раз. Впрочем, полагаю, в своих путешествиях – что по суше, что по морю – ты видишь столько всего, что забывать для тебя естественно.
Девушке хотелось продолжить, однако на ум ей в тот миг ничего не приходило, ведь она поняла на полуслове, сколь лестным мог показаться Чарли тот факт, что она запомнила точное число его визитов в Хэйтерсбэнк, – не приходило, несмотря на отчаянное желание увести разговор в другую сторону, сделав его более отвлеченным. Однако у Кинрейда были совершенно противоположные намерения. Тоном, от которого по ее телу невольно побежали мурашки, он спросил:
– Как думаешь, Сильвия, такое может когда-нибудь снова произойти?
Девушка не произносила ни слова и чуть не задрожала. Чарли повторил вопрос, словно надеясь, что это заставит ее ответить. Поняв, что положение безвыходное, Сильвия заюлила.
– Что может снова произойти? Пусти меня, я не знаю, о чем ты, и скоро окоченею от холода.
В открытое решетчатое окно действительно врывался морозный воздух; на молоке уже образовывались кристаллики льда. Если бы здесь была одна из его кузин или любая другая молодая женщина, Кинрейд с легкостью нашел бы способ ее согреть; однако с Сильвией он колебался, не решаясь ее обнять; во взгляде и манерах девушки было что-то робкое и в то же время дикое; слова ее прозвучали с невинной искренностью, не так, как их произнесла бы на ее месте другая девушка, и от этого Чарли исполнился уважения, которое заставляло его сдерживаться. Так что гарпунер ограничился фразой:
– Я отпущу тебя в теплую кухню, если ты ответишь, смогу ли я, по твоему мнению, вновь тебя забыть.
Сильвия с вызовом взглянула на него, крепко сжав алые губы. Моряку понравилась ее решимость не отвечать на вопрос, ведь это показывало, что она осознает его важность. Девушка устремила чистый взгляд прямо ему в глаза и не увидела в них ничего, что могло бы ее обескуражить или напугать. Они с Кинрейдом напоминали двух спорящих детей, каждый из которых полон решимости настоять на своем. Наконец Сильвия с торжеством кивнула и, вновь укутав руки клетчатым передником, произнесла:
– Рано или поздно тебе придется пойти домой.
– Часа через два, не раньше, – отозвался Чарли. – А до тех пор ты замерзнешь; поэтому лучше просто скажи, смогу ли я, по-твоему, вновь тебя забыть.
Быть может, после тишины их голоса зазвучали громче, или же они заговорили на повышенных тонах; как бы там ни было, из двери, ведущей с маслобойни в основную часть дома, донесся голос Белл Робсон, – та только что проснулась и позвала Сильвию. Девушка послушно бросилась к матери – слишком послушно, как показалось недовольному Кинрейду, решившему, что она рада оказаться подальше от него. Дверь оставалась открытой, и моряк слышал их разговор, впрочем, едва осознавая, о чем идет речь, – так сложно ему было вырваться из плена мыслей, наполнивших его разум при виде хорошенького личика Сильвии, находившегося прямо у него перед глазами.
– Сильвия! – произнесла миссис Робсон. – Кто это там? – Белл сидела с видом человека, резко пробудившегося ото сна; ее руки лежали на подлокотниках кресла, словно она собиралась встать. – В доме незнакомец. Я слышала его голос!
– Это просто… Это всего лишь Чарли Кинрейд; мы разговаривали с ним на маслобойне.
– На маслобойне, девочка? А как он там оказался?
– Он пришел к отцу. Отец пригласил его вчера вечером, – ответила Сильвия, понимая, что Кинрейд слышит каждое ее слово, и подозревая, что матери он не слишком нравится.
– Отца нет; как Кинрейд оказался на маслобойне? – настаивала Белл.
– Он увидел в окно, что ты спишь, и, не пожелав тебя будить, пошел в хлев; а когда я понесла молоко на…