Поклонники Сильвии

– А что могло случиться с ней или любой другой девицей, сохнущей по мужчине, которому она безразлична? – отозвалась мать с некоторой суровостью. – Она сошла с ума, и моя тетушка не могла оставить ее у себя. Но тетушка очень долго не выгоняла Нэнси, надеясь, что она, быть может, придет в себя; да и матери у нее не было. Однако в конце концов ей пришлось отправиться туда, где ее и наняли, – в кесвикский работный дом. Когда я в последний раз о ней слышала, ее приковали к огромному кухонному столу; побоями ее приучили молчать днем, но по ночам она вопила так, что ее опять приходилось бить, чтобы хоть немного утихомирить. Как я уже сказала, это научило меня не увлекаться мужчинами, которым я безразлична.

– Бедная безумная Нэнси! – вздохнула Сильвия, однако ее мать не могла сказать, восприняла ли девушка этот рассказ как предупреждение для нее самой или же он просто вызвал у нее жалость к давно умершей сумасшедшей.

Глава XVI. Помолвка

Как говорят в народе, «солнцеворот грядет – холода несет». Так случилось и в том году; начавшиеся в канун Нового года суровые морозы продолжались до конца февраля; впрочем, фермеры были рады им, ведь они не давали озимым взойти слишком рано и позволяли заготовить достаточное количество навоза. А вот больным холода не шли на пользу: Белл Робсон не становилось хуже, но и улучшений в ее состоянии не наблюдалось. Сильвия была очень занята, даже несмотря на то, что с уборкой, стиркой и сбиванием масла ей помогала жившая по соседству бедная вдова. Жизнь девушки, несмотря на упорный труд, была тихой и монотонной; руки ее механически выполняли привычную работу, а вот мысли были неизменно заняты Чарли Кинрейдом – его манерами, словами, взглядами; девушка гадала, действительно ли они означали то, о чем она думала, – любовь, которая выдержит испытание разлукой. Рассказ матери о безумной Нэнси также все время приходил ей на ум, но не как «предостережение», а как случай, совсем не похожий на ее собственный. Как и бедная Нэнси, она говорила себе: «Он был здесь», ни на минуту, однако, не переставая верить, что Чарли вернется, хотя попытки представить агонию отвергнутой любви волновали ее до глубины души.

Филип не знал об этом. Он был полностью погружен в факты и цифры, ловко справляясь с навалившимися на него делами и лишь изредка позволяя себе сладостное отдохновение – вечерние визиты в Хэйтерсбэнк с целью осведомиться о здоровье тетушки и увидеть Сильвию, – ведь педантичные Фостеры настояли на том, чтобы их помощники проверили все произведенные ими расчеты: осмотрели хранившиеся в магазине товары так, словно сами в нем не торговали, пригласили монксхэйвенского оценщика, дабы тот определил стоимость инвентаря и мебели; после этого братья вместе со своими преемниками просмотрели все гроссбухи за последние двадцать лет. Вдобавок Фостеры часто брали одного из молодых людей в утомительные деловые поездки, благодаря чему Хепберн с Коулсоном постепенно познакомились с жившими вдали от Монксхэйвена фабрикантами и оптовиками. Молодые люди охотно поверили бы Фостерам на слово в том, что было сказано на Новый год, однако их нанимателей подобное явно не удовлетворило бы: братья настаивали, чтобы любые разночтения трактовались в пользу Филипа и Уильяма.

В присутствии кузена Сильвия всегда была молчаливой и вежливой – возможно, более молчаливой, чем год назад; на происходящее она реагировала не так оживленно, как прежде. Девушка похудела и побледнела – впрочем, любые изменения в ней в глазах Филипа были к лучшему: для молодого человека главным было, чтобы она не грубила ему. Он считал, что девушка либо тревожится о здоровье матери, либо же просто слишком занята; и то и другое заставляло его относиться к кузине с чинным уважением, которое тем не менее несло в себе оттенок нежности; впрочем, погруженная в заботы Сильвия этого не замечала. Ее отношение к Филипу по сравнению с прошлым годом также улучшилось, ведь он больше не проявлял к ней назойливого внимания, которое раздражало девушку из-за того, что она не могла понять его мотивов.

Так все и тянулось до тех пор, пока морозы наконец не уступили место более мягкой погоде. Больная и ее близкие с нетерпением ожидали этого момента, ведь доктор посоветовал Белл сменить обстановку. Муж увез ее на две недели к гостеприимной соседке, жившей милях в сорока от побережья, неподалеку от фермы, которую занимали Робсоны до переезда в Хэйтерсбэнк. Уже упомянутая вдова должна была поселиться на это время на ферме и составить Сильвии компанию в отсутствие матери. Отвезя жену, Дэниел собирался вернуться домой, однако на полях в это время года было столько работы, что, если бы не вдова, Сильвия фактически оставалась бы в одиночестве.