Поклонники Сильвии

Монксхэйвенские гавань и порт ожили. Китобойные суда заканчивали оснастку перед отплытием в Гренландское море. Был «закрытый» сезон – иными словами, между кораблями и водами, где было много китов, стоял лед; и все же туда нужно было добраться до июня, иначе экспедиция рисковала обернуться пустой тратой времени. Из каждой кузницы доносился звон молотов: старое железо, вроде подков, гвоздей и ухналей[46], перековывали на огромные гарпуны; по пристаням деловито сновали моряки, прекрасно осознававшие, какой на них спрос в это время года. Да и войну никто не отменял, так что многие капитаны, которые не могли укомплектовать команды своих судов в Монксхэйвене, уже задумывались над тем, чтобы нанять остальных на Шетландских островах. Городские магазины тоже не стояли без дела: квартирмейстеры китобойцев закупали припасы и теплую одежду. Впрочем, помимо оптовых заказов, лавки продавали товар и отдельным покупателям либо покупательницам, приобретавшим припасы лично для себя или памятные вещицы для возлюбленных. Это было время торгового сезона, случавшегося два раза в год, – он должен был возобновиться осенью, когда китобойные суда вернутся из плавания и моряки с карманами, полными денег, ринутся тратить их, радуясь виду родного дома и встрече с друзьями.

В магазине Фостеров тоже была куча работы, так что он в те дни закрывался позже обычного. Джон и Джеремайя выглядели озабоченными: не такие внимательные, как всегда, они явно были заняты чем-то, о чем еще ни с кем не говорили. Как бы там ни было, в магазине братья появлялись реже, чем можно было ожидать в такой период; Коулсон также то и дело отправлялся в поездки, в которых они с Филипом знакомились со своими будущими партнерами. Однажды вечером, когда двое молодых людей, закрыв магазин, осматривали вместе с Эстер товары, сверяясь с записями в журнале, Коулсон внезапно спросил:

– Кстати, Эстер, ты не знаешь, куда подевался сверток с лучшими индийскими платками? Я совершенно уверен, что, когда я уезжал в Сэндсенд[47], их было четыре; Марк Элдерсон сегодня хотел купить один такой, а я не смог его найти.

– Сегодня я продала последний моряку, главному гарпунеру, вступившему с вербовщиками в стычку, в которой погиб бедный Дарли… Он купил платок и три ярда той розовой ленты с черными и желтыми крестиками, которая так не нравилась Филипу. Филип может прочесть запись в журнале.

– Он что, опять был здесь? – спросил Хепберн. – Я его не видел. Какого лешего ему здесь надо?

– В магазине была куча народу, – отозвалась Эстер. – Он знал, что ему нужно, и времени попусту не тратил. Лента привлекла его внимание уже на выходе, и он вернулся. Ты тогда как раз обслуживал Мэри Дарби и еще несколько человек.

– Жаль, что я его не видел, – произнес Коулсон. – Уж я бы поговорил с ним так, что он не скоро бы это забыл.

– Почему? Что случилось? – спросил Филип, удивленный необычным тоном Уильяма и в то же время довольный тем, что кто-то разделяет его чувства к Кинрейду.

Лицо Коулсона побледнело от гнева, однако какое-то время он, казалось, сомневался, стоит ли отвечать.

– Что случилось! – произнес он наконец. – А вот что: этот тип почти два года приударял за моей сестрой; на всем свете было не сыскать такой славной девушки – а как по мне, и такой красивой. А потом этот господин увидел другую девушку, которая понравилась ему больше. – Едва справившись с яростью, Уильям продолжил сдавленным голосом: – Впрочем, как я слышал, с ней он провернул тот же трюк.

– И что случилось с твоей сестрой? – спросил Филип с неподдельным интересом.

– Умерла через полгода, – ответил Уильям. – Она простила его, а вот я никогда не прощу. Я сразу же подумал о нем, когда услышал обо всей этой истории с Дарли: Кинрейд, да еще и из Ньюкасла, где Энни училась ремеслу; я порасспрашивал людей, и оказалось, что это он. Впрочем, больше я ничего о нем не скажу – не хочу Бога гневить из-за этого недостойного типа.

Из уважения Филип не стал больше задавать вопросы, хотя ему очень хотелось все разузнать. Оставшуюся часть вечера оба работали в мрачном молчании. Независимо от их отношения к прочим любовным похождениям Кинрейда подобный проступок с его стороны был в глазах двух серьезных, степенных молодых людей непростителен. Какими бы ни были их собственные недостатки, ветреность и непостоянство в их число не входили, а порицать пороки, к которым сам не склонен, легко. Филип жалел, что уже так поздно, иначе он в тот же вечер отправился бы приглядеть за Сильвией в отсутствие ее матери – а возможно, даже как-нибудь предупредил бы ее. Впрочем, даже если бы он исполнил свое намерение, это было бы все равно что запирать конюшню, после того как украли лошадь. Едва совершив покупки, Кинрейд направился на ферму Хэйтерсбэнк. В тот день он прибыл в Монксхэйвен с единственной целью – еще раз увидеться с Сильвией, прежде чем отправиться на «Уранию», китобойное судно, на котором в качестве главного гарпунера должен был в четверг – меньше чем через три дня – отплыть из Северного Шилдса.