Поклонники Сильвии

В мгновение ока Чарли вновь оказался рядом с девушкой; несмотря на вялое сопротивление, он обнял ее и произнес голосом, полным страсти:

– Ты не знала, что я люблю тебя, Сильвия? Повтори это, глядя мне в лицо, если сможешь. Прошлой зимой я думал, что ты станешь восхитительной женщиной, такой, какой никогда еще не видели мои глаза; в этом же году, увидев, как ты сидишь, сжавшись в кухонном углу за спиной моего дяди, я поклялся, что либо ты станешь моей женой, либо я никогда не женюсь. И, несмотря на застенчивость, ты быстро это поняла. А теперь преспокойно заявляешь… Впрочем, нет, не преспокойно. Что с тобой, дорогая?

Сильвия плакала. Чарли повернул к себе ее пылающее, мокрое от слез лицо, чтобы лучше рассмотреть, но девушка внезапно уткнулась носом ему в грудь. Обняв ее, Кинрейд стал раскачивать и утешать Сильвию, подобно тому как мать утешает плачущего ребенка; затем они опустились на скамью и, когда девушка немного пришла в себя, начали беседу. Чарли спросил о ее матери, не слишком расстраиваясь из-за отсутствия Белл Робсон. При необходимости он намеревался заявить о своих намерениях в отношении Сильвии ее родителям, однако по многим причинам радовался тому, что застал ее одну, радовался возможности заручиться ее обещанием выйти за него замуж, не говоря пока что об этом ее отцу или матери.

– Я привык свободно тратить деньги, – произнес Чарли, – не откладывая их на будущее, поэтому родители могут желать для тебя лучшего мужа, чем я, моя красавица. Но после возвращения из плавания у меня появится шанс стать совладельцем «Урании», так что, возможно, я буду не только главным гарпунером, но и первым помощником; во время плавания я зарабатываю от семидесяти до девяноста фунтов, не говоря уже о половине гинеи за загарпуненного кита и еще шести шиллингах за каждый галлон китового жира; а если я продолжу служить у «Форбса и компании», они со временем сделают меня капитаном, ведь у меня хорошая выучка и я прекрасно умею управлять кораблем; я оставлю тебя с родителями или сниму тебе домик неподалеку; но мне бы хотелось сперва скопить немного денег, и, будь на то Божья воля, мне удастся это сделать к осени, к нашему возвращению. Теперь я выйду в море счастливым, зная, что ты дала мне слово. Уверен, ты не из тех, кто нарушает обещания, иначе я и представить бы не мог, как расстанусь с такой красавицей, не имея возможности хотя бы снова сказать ей о том, как я ее люблю, и попросить ее не забывать о своей истинной любви.

– Тебе не пришлось бы этого делать, – прошептала Сильвия.

От счастья ее голова кружилась слишком сильно, чтобы вслушиваться в рассказ Кинрейда о том, как он собирается обеспечить ее будущее; полное страсти сердце улавливало лишь нежные любовные интонации, с которыми эти слова были произнесены.

– Не знаю, – сказал моряк, желая, чтобы Сильвия больше открылась перед ним. – Многие ищут твоей руки, а твоей матери я не слишком нравлюсь; а еще есть парень, твой кузен, постоянно провожающий меня гневным взглядом; он явно тоже в тебя влюблен.

– Кто угодно, только не он, – ответила Сильвия с ноткой презрения в голосе. – Он слишком занят магазином, зарабатыванием денег и обогащением.

– Да-да; но, возможно, став богатым, он вернется и попросит мою Сильвию стать его женой. Каким будет ее ответ?

– Он никогда не задаст столь глупый вопрос, – сказала девушка нетерпеливо. – Ведь ответ известен ему заранее.

– Однако твоя мать предпочитает его, – произнес Кинрейд так, словно разговаривал сам с собой.

Но Сильвия, устав от разговора на тему, которая ее совсем не волновала, и желая узнать как можно больше об интересах Чарли, спросила его о том, каковы были его планы, почти в то же мгновение, когда он произнес последнюю фразу, после чего их беседа превратилась в типичный разговор влюбленных, полный нежности и почти лишенный содержания.

Войдя в помещение, Долли Рейд почти сразу же вышла наружу, оставшись незамеченной. Однако острый слух Сильвии уловил голос отца, возвращавшегося вместе с Кестером с пахоты; вздрогнув, охваченная смущением и страхом девушка ринулась наверх, оставив Чарли в одиночестве объяснять ее отцу свое присутствие в кухне.

Оказавшись в кухне, Робсон сперва не понял, что там кто-то есть, ведь Чарли с Сильвией не зажигали свечу. Кинрейд шагнул туда, где его было видно в свете очага, однако его первоначальное намерение скрыть содержание их Сильвией беседы немедленно развеяла сердечность, которой исполнился Дэниел, едва узнав его.

– Благослови тебя Бог, парень! – воскликнул он. – Кто бы мог подумать, что я увижу тебя здесь! Я-то думал, что ты уже на полпути к Девисовому проливу[49]. Хотя зима в этом году, конечно, затянулась, так что, может, и правильно, что вы выходите в море поздно. Самое позднее отплытие в моей жизни было девятого марта, и мы в тот год забили тринадцать китов.

– Мне нужно вам кое-что сказать, – произнес Кинрейд.