Поклонники Сильвии

Из его рассказа (являвшегося объяснением шага, который он, в отличие от своего менее расторопного брата, счел нужным предпринять) стало ясно, что Фостеры уже некоторое время получали анонимные письма, в которых содержались недвусмысленные предупреждения о некоем производителе шелка из Спиталфилдса[50], с которым они успешно вели дела много лет, но которому недавно предоставили заем. Письма намекали на полнейшую неплатежеспособность этого производителя. Братья просили анонима сообщить им, как его зовут, уверяя, что сохранят все в тайне, и в письме, полученном в тот день, он наконец сделал это; однако имя оказалось им совершенно незнакомым, хотя причин сомневаться в реальности его или указанного вместе с ним полного адреса у Фостеров не было. В письме также упоминались некоторые обстоятельства, касавшиеся сделок между братьями и производителем, которые могли быть известны лишь человеку, являвшемуся доверенным лицом одной из сторон, а Фостеры этого человека, как уже было сказано, не знали. Быть может, братья и не пошли бы на такой риск в отношении этого мануфактурщика Дикинсона, однако он принадлежал к той же конфессии, что и они, а также был известным благотворителем; и все же письма вызывали у них тревогу – в особенности полученное тем утром, в котором аноним указал свое полное имя и детали, подтверждавшие его близкое знакомство с деятельностью Дикинсона.

После долгого и нелегкого обсуждения Джон решил отправить Хепберна в Лондон, дабы тот тайно разузнал об истинном характере и коммерческом положении человека, предоставить которому кредит Фостеры еще месяц назад считали честью для себя.

Даже сейчас Джеремайя стыдился того, что они усомнились в столь прекрасном человеке; старший брат был уверен, что полученная ими информация окажется ошибкой, а то и вовсе злонамеренной ложью; с планом брата он отчасти согласился лишь тогда, когда тот заверил его, что об истинных целях поездки Филипа будет известно только им троим.

Пока Джон рассказывал обо всем этом Филипу, молодой человек сидел неподвижно; на его лице не было ничего, кроме обычной внимательности. Он действительно всеми силами пытался разобраться в вопросе, отбросив чувства и положившись на свой рассудок. Филип говорил мало, но по существу, и братьям это понравилось. Джон счел, что его посланник вникнет в дело со всей серьезностью; Джеремайя увещевал молодого человека не спешить обвинять Дикинсона, учитывая его прошлые деяния и честность.

Хепберн был доволен, что ему поручили задание, которое потребует от него всех его умений, но которое он все же был в состоянии выполнить. Филип слушал инструкции Джона Фостера с внимательностью делового человека, хотя почти сразу понял, что от него требовалось.

Было решено, что на следующее утро он отправится на север, в Хартлпул, откуда хоть по суше, хоть по морю легко было добраться до Ньюкасла, из которого в Лондон регулярно ходили шмаки. Братья Фостеры просто засыпали Филипа указаниями и советами, не забыв достать из встроенного в одну из толстых стен их конторы несгораемого шкафа сумму, более чем достаточную, чтобы покрыть молодому человеку все возможные издержки. Филип никогда еще не держал в руках так много денег, потому принял их с сомнением, заметив, что фунтов было больше, чем нужно; впрочем, в ответ на это Фостеры вновь заговорили о непомерных лондонских ценах, и молодому человеку оставалось лишь сказать, что он будет тщательно следить за своими расходами и привезет обратно все, что не успеет потратить, поскольку с меньшей суммой наниматели отпускать его в столицу отказывались.

Когда Филип вновь оказался за прилавком, у него было достаточно времени обо всем подумать, ведь Коулсон его не беспокоил: товарищ Хепберна был молчалив, угрюмо размышляя о доверии, которое оказали Филипу, а не ему. Уильям все еще не знал о главном – о предстоящей поездке коллеги в Лондон, в тот самый огромный Лондон, что, недостижимый в течение многих лет, был в представлении обоих молодых людей подобен прекрасному видению.