Поклонники Сильвии

Если не в словах, то в тоне Филипа прозвучало нечто резкое; удивленно взглянув на него, Кинрейд ответил так же отрывисто:

– Утром уезжаю, а еще через день отплываю в северные моря.

Отвернувшись, он принялся насвистывать, демонстрируя нежелание продолжать разговор. Впрочем, Филипу тоже больше нечего было сказать: он узнал все, что хотел.

– Я желал бы попрощаться с Сильви. Она дома? – спросил Хепберн у отца девушки.

– Думаю, ты ее не застанешь. Она должна была отправиться в Йестербарроу за свежими яйцами; их серая пеструшка как раз несется, а наша Сильви просто обожает ее яйца. Хотя, может, она еще не ушла; лучше сам сходи и посмотри.

На том они и разошлись; впрочем, сделав несколько шагов, Дэниел вновь окликнул Филипа; Кинрейд медлил. Робсон рылся в каких-то грязных бумагах, лежавших в старом кожаном чехле, который фермер извлек из кармана.

– Дело в том, Филип, что мой плуг уже никуда не годится – колеса и все такое, – а люди рассказывают о новой конструкции; если отправишься в Йорк…

– Я не поеду через Йорк; я собираюсь сесть на шмак в Ньюкасле.

– Да какая разница, Йорк или Ньюкасл? Держи, парень, ты легко читаешь печатные буквы; там и Ньюкасл, и Йорк, и Дарем, и еще куча городов, где можно разузнать о плугах новой конструкции.

– Ясно, – ответил Филип. – Разузнать обо всем у Робинсона в Сайде, Ньюкасл.

– Верно, – подтвердил Робсон. – Схватываешь на лету. Как окажешься в Ньюкасле, разузнай; по правде говоря, в том, что не касается лент, ты разбираешься не многим лучше женщины, но там обо всем тебе расскажут, парень, в любом случае расскажут; а ты запиши их слова да цену, а еще – что за люди торгуют плугами, и дай мне знать. Ты ведь будешь в Ньюкасле уже завтра, да? Коль так, я буду ждать от тебя весточки через неделю или, может, раньше: уже начался пахотный сезон, и мне хотелось бы разузнать о плугах. Я уже месяц как думаю послать письмо этому Брантону, что женился на Молли Корни, но писать – это больше по вашей со священниками части, а не по моей; да и торгует Брантон сыром, а это не лучше, чем твои ленты.

Филип пообещал разузнать все, что сможет, и написать Робсону, после чего довольный фермер распрощался с ним, вновь посоветовав заглянуть в Хэйтерсбэнк и проверить, там ли еще Сильвия. Он не ошибся, предположив, что его дочь могла задержаться: девушка сказала ему и Кинрейду, что собирается в Йестербарроу, желая скрыть разочарование из-за того, что ее возлюбленный решил отправиться вместе с ее отцом взглянуть на какой-то новый гарпун, о котором рассказывал Робсон. Впрочем, едва они вышли из дома, Сильвия стала украдкой следить за тем, как они поднимаются по уступу; когда старый фермер и молодой моряк скрылись из виду, она погрузилась в мысли и мечты о безграничном счастье быть любимой своим героем, Чарли Кинрейдом, и грезы ее не омрачали ни унылый страх перед его долгим летним отсутствием, ни ужас перед холодными сверкающими айсбергами, готовыми безжалостно обрушиться на «Уранию», ни предчувствие подобных темным волнам дурных вестей. Как завороженная, девушка всматривалась в туманное, но чудесное будущее; ее губы, все еще теплые и алые от его поцелуя, расплылись в счастливой улыбке, когда она вздрогнула от звука приближающихся шагов, достаточно знакомых для того, чтобы их узнать, и совсем нежеланных в тот миг, когда ей хотелось в одиночестве насладиться своим блаженством.

– Привет, Филип! Тебя-то что сюда привело? – поприветствовала она кузена не слишком-то вежливо.

– Ты не рада меня видеть, Сильви? – спросил молодой человек с укором.

– Как же «не рада»? – ответила девушка с притворной легкостью. – Я всю неделю ждала, что ты принесешь мне ленту в пару к моей голубой, как обещал в прошлый раз.

– Я забыл, Сильви. Начисто вылетело из головы, – произнес Филип с искренним сожалением. – Но на меня столько всего навалилось, – продолжил он с раскаянием, словно стремясь добиться ее прощения.

Впрочем, Сильвию не интересовало ни его раскаяние, ни лента, – ее встревожила серьезность, с которой он говорил. Однако Филип этого не замечал; он знал лишь, что та, кого он любил, о чем-то его попросила, а он забыл о ее просьбе; молодой человек так страстно желал, чтобы его простили, что рассыпался в извинениях, которые совершенно не волновали его кузину.

Не будь Сильвия так погружена в собственные мысли, так охвачена глубокими чувствами, она бы полушутливо укорила его за невнимательность. Но девушка едва ли задумывалась над произносимыми им словами.

– Столько всего навалилось, Сильви, – продолжал Филип. – И скоро я обо всем тебе расскажу, хотя пока не волен это сделать. А когда у человека голова занята делами, в особенности делами, которые поручили ему другие, он забывает даже о том, что считает самым важным.

Хепберн сделал паузу.

Внезапно воцарившаяся тишина вырвала Сильвию из потока лихорадочных мыслей; она чувствовала, что Филип ждет от нее какой-то реакции, однако единственным ответом, который пришел ей в голову, было туманное: «Ну и?..»