Поклонники Сильвии

Свернув в эту лощину, можно было оказаться только в Хэйтерсбэнке. Тем же, кто желал спуститься к морю, сперва нужно было дойти до дома Робсонов, а затем, двигаясь вдоль ограды, добраться до узкой тропы, ведущей к морю; миновать ферму было просто невозможно. Филип замедлил шаг, держась в тени скал. Через какое-то время Кинрейд, оказавшись на залитом солнцем песке, обернулся и бросил долгий пламенный взгляд на вход в лощину. Хепберн остановился следом за ним, устремив на моряка такой же пристальный взгляд. Догадаться, о ком он думает, было несложно. Кинрейд снял шляпу и помахал ею, показывая на что-то. Когда он наконец отвернулся, Хепберн с тяжелым вздохом отступил еще глубже в тень скалы. Каждый шаг теперь давался Филипу с трудом; сердце его наполняла тоска. Вскоре он поднялся на несколько футов, чтобы еще больше слиться со скалами. Молодой человек спотыкался на неровной земле, цеплялся ногами за камни, оскальзывался на водорослях и наступал в оставленные приливом лужицы, однако все равно ни на миг не отрывал глаз от Кинрейда, идя с ним почти шаг в шаг. За этот час лицо Хепберна стало таким бледным и изможденным, что, увидь его кто-нибудь в тот миг, он мог бы принять Филипа за мертвеца.

Так они добрались до ручья, протекавшего милях в восьми от Монксхэйвена. Это был небольшой поток, который струился среди вересковых пустошей и, достигнув каменистого берега, впадал в море. Во время таяния снегов и весеннего половодья он становился глубоким и широким. Хепберн знал, что и он, и Кинрейд должны были перейти ручей по узкому мостику примерно в четверти мили вверх по течению: из-за скальных выступов такой путь был наиболее коротким, а тропа пролегала как раз под тем выступом, к которому направлялся Филип. Он понимал, что в таком ровном месте его заметит любой идущий следом; с другой стороны, сам он, последовав за кем-то, остался бы невидимым, ведь тропа сильно петляла; потому, хоть Хепберн и опаздывал, он решил задержаться и пропустить Кинрейда вперед, дабы оставаться вне его поля зрения. Дойдя до последней скалы, которая могла служить укрытием, Филип остановился футах в семи-восьми над ручьем, внимательно следя за гарпунером. Окинув поток взглядом, Хепберн прошептал:

– Это Божий промысел. Божий промысел…

Продолжая прятаться за камнями, он закрыл лицо ладонями, стараясь ничего не видеть и не слышать, ведь, как и любой житель Монксхэйвена в те дни, прекрасно понимал, что произошло.

Прежде чем двинуться к мостику, Кинрейд сделал крюк по песку. Теперь он приближался к скалам, жизнерадостно насвистывая «Омут судно обойдет». Филип узнал мелодию, и, когда он понял, что соперник насвистывает ее, идя от Сильвии, его сердце стало подобно камню.

Стоило Кинрейду свернуть за скалу, как на него накинулись из засады. Четверо с военного судна набросились на гарпунера и попытались его скрутить.

– Именем короля! – вскричали они с глумливым триумфом.

Их лодка была привязана менее чем в двенадцати футах выше по течению; они приплыли с тендера, обслуживавшего фрегат, который встал на якорь у Хартлпула, чтобы пополнить запасы пресной воды; тендер же был прямо за скалами.

Вербовщики знали, что рыбаки привыкли ходить к своим сетям вдоль ручья; однако они даже не надеялись на такую добычу, как этот энергичный, сильный человек, который явно был прекрасным моряком, потому и приложили к его поимке соответствующие усилия.

Впрочем, Кинрейд, даже застигнутый врасплох, не утратил хладнокровия. Высвободившись, он громко воскликнул:

– Стойте! Я китобой, нахожусь под защитой закона и заявляю об этом! У меня есть документы, которые это доказывают; я нанялся главным гарпунером на китобойное судно «Урания» под командованием капитана Донкина, что стоит в порту Северного Шилдса.

Согласно семнадцатому разделу двадцать шестого законодательного акта, подписанного Георгом Третьим, вербовщики не имели права трогать Кинрейда, если он успевал вернуться на свой корабль до 10 марта – даты его отплытия. Но что было толку от спешно извлеченных из-за пазухи документов во времена, когда переписка с теми, кто был достаточно силен для того, чтобы защитить их владельцев, занимала так много времени, а народ был охвачен паническим страхом перед вторжением французов?

– К чертям твою защиту! – крикнул главный вербовщик. – Служи его величеству! Это лучше, чем охотиться на китов!

– Да неужто? – произнес гарпунер, сделав движение, которое вербовщик, также бывший моряком, немедленно распознал.

– Только попробуй. Обходи его, Джек, и опасайся сабли.

Через минуту абордажную саблю уже выхватили у Кинрейда из рук, и начался рукопашный бой, результат которого, учитывая неравные силы сражавшихся, был вполне предсказуем. И все же гарпунер бился отчаянно; не тратя времени на слова, он, что называется, дрался как дьявол.