В следующее мгновение окно закрылось. Филип понимал, что оставаться бессмысленно, понимал, что нужно уходить, и все же стоял как зачарованный, так, словно покинуть эту ферму было выше его сил. Два произнесенных Сильвией слова, которые еще пару часов назад разочаровали бы его, теперь разожгли в нем надежду, изгнав из головы мысли о том, чтобы винить ее.
«Она всего лишь юная девица, – говорил себе Филип. – А Кинрейд играл с ней, как поступают ему подобные, оказавшись среди женщин и будучи не в силах сдержаться. Я огорошил ее насчет Энни Коулсон, задел ее гордость. Возможно, не следовало говорить Сильвии и о том, что мать за нее тревожится. Я не смог бы завтра уехать, если бы Кинрейд остался здесь; но он уплывает на полгода, а я вернусь домой так скоро, как только смогу. За полгода он наверняка обо всем забудет, даже если когда-нибудь думал о Сильвии всерьез; я же никогда ее не забуду, даже если доживу до сорока. Благослови ее Бог за то, что она сказала “прощай, Филип”».
– «Прощай, Филип», – повторил он вслух, подражая ее нежному тону.
Глава XVIII. Водоворот в потоке любви
Следующее утро выдалось ясным и солнечным, какие случаются только в марте. Начало зачастую штормового месяца было обманчиво спокойным. Филип давно не наслаждался дыханием утра на побережье – как, впрочем, и где-либо еще, ведь из-за работы в магазине ему приходилось оставаться в Монксхэйвене до вечера. Стоило молодому человеку свернуть на тянувшуюся вдоль северного берега реки пристань и ощутить свежий морской бриз, дувший ему в лицо, как уныние стало покидать его. Закинув на плечо свой мешок, Филип приготовился к долгому переходу до Хартлпула, откуда дилижанс еще до наступления ночи должен был доставить его в Ньюкасл. Миль семь-восемь идти по песку было гораздо удобнее, чем по холмам, тянувшимся дальше от побережья. Филип шел быстрым шагом, неосознанно наслаждаясь расстилавшимся перед ним залитым солнцем пейзажем; с правой стороны холодные приливные волны едва не касались его ног, а затем с шумом отступали по мелкой гальке обратно в бурное море. Слева высилась череда обрывистых скал, перемежаясь глубокими лощинами; длинные зеленые склоны чередовались с каменистой красно-бурой почвой, переходившей в еще более яркую морскую синеву. Громкий монотонный шум прибоя убаюкивал, погружая Филипа в задумчивость, а яркий солнечный свет наполнял его надеждой. Первую милю молодой человек прошагал весело, не встречая никаких препятствий на своем пути, по ровному каменистому берегу; вокруг не было ни души, не считая кучки босоногих мальчишек, плескавшихся в небольшом заливе, которых он миновал еще у самого Монксхэйвена. Живописная скальная гряда будто скрыла от Филипа все его заботы. Низвергнутые буйством природы, опутанные оливково-зелеными водорослями, огромные валуны лежали, наполовину погрузившись в песок. Здесь волны подступали ближе, а грохот прибоя становился поистине оглушительным; в тех местах, где воду рассекали невидимые камни, она вспенивалась; но в целом воды Германского океана были у берегов Англии довольно спокойными, оставив свою ярость у омываемых седыми волнами берегов Норвегии, где обитал морской змей. Воздух был по-майски мягким; небо над головой было голубым, у горизонта, впрочем, становясь свинцовым. Стаи чаек парили над самой водой, при приближении Филипа взмывая ввысь, и их перья мерцали в солнечных лучах. Вся эта картина была столь безмятежной и успокаивающей, что заботы и страхи молодого человека (которые, надо сказать, были вполне обоснованными), лежавшие на его сердце тяжким грузом прошлой ночью, развеялись.
Среди окрашенных в теплый коричневый цвет скальных подножий виднелся и зеленый проход в лощину, где располагался Хэйтерсбэнк. В кустах среди прошлогодних листьев там прятался первоцвет. Филип подумал о том, чтобы нарвать букет и отнести его Сильвии в знак примирения. Однако, взглянув на часы, молодой человек прогнал подобные мысли прочь; он вышел на час позже, чем рассчитывал, и ему нужно было спешить в Хартлпул. Филип как раз подходил к лощине, когда какой-то человек промчался вниз по склону и не сразу сумел затормозить, даже оказавшись на песке; свернув налево, он зашагал в направлении Хартлпула ярдах в ста впереди Филипа. Не оглядываясь, человек быстрым шагом двигался к своей цели. По походке вразвалку Хепберн узнал гарпунера Кинрейда.