Поклонники Сильвии

Сильвия сидела на подоконнике, спиной к длинному окну, – так, чтобы послеполуденное солнце давало ей как можно больше света. На маленьком круглом столике рядом с ней стояла корзина с незаштопанными отцовскими чулками; один из них девушка держала в левой руке, делая вид, будто его зашивает; впрочем, она то и дело останавливалась, устремляя взгляд в огонь; горел он слишком слабо, чтобы вызывать какие-либо видения: лишь красноватое тление черных углей в очаге, над которыми висел такой же черный чайник. На задней кухне Долли Рейд, помогавшая Сильвии на время отсутствия ее матери, мыла бидоны, банки и ведра, напевая какой-то заунывный мотив, соответствовавший ее вдовьему положению. Возможно, именно поэтому девушка не услышала, как кто-то быстрым шагом спустился с уступа; как бы там ни было, когда гость вошел в открытую дверь, она вздрогнула и немедленно вскочила на ноги – странно, что Сильвия всполошилась, учитывая то, что она все время думала о вошедшем, то и дело оставляя шитье из-за мыслей о нем.

Чарли Кинрейд и история безумной Нэнси занимали ее много дней и ночей. А теперь он стоял перед ней, еще краше прежнего, и смущение на его лице, полном тревожного желания понять, рада ли она его приходу, непременно придало бы моряку еще больше шарма, будь девушка в состоянии это заметить. Но Сильвия так боялась саму себя, так старалась скрыть свои чувства и то, сколько она думала о Чарли в его отсутствие, что ее приветствие было холодным. Она не вышла ему навстречу, лишь покраснела до корней волос – чего моряк, впрочем, в начинавших сгущаться сумерках не мог заметить; Сильвия сильно дрожала, и ей казалось, что она вот-вот упадет, – однако этого Кинрейд тоже не видел. Девушка гадала, помнит ли он их новогодний поцелуй… Слова, произнесенные на маслобойне на следующий день… Интонации и взгляды, которыми они сопровождались. И все же она лишь произнесла:

– Не ожидала тебя увидеть. Я думала, что ты уплыл.

– Я ведь говорил, что приду, разве нет? – ответил Чарли, стоя с головным убором в руке и ожидая приглашения сесть.

Однако смущенная Сильвия начисто позабыла об этом; она лишь сидела, притворяясь, будто старательно штопает чулок. Впрочем, ни один из них не мог хранить молчание слишком долго. Девушка чувствовала на себе взгляд моряка, следившего за каждым ее движением; ее смущение нарастало. Кинрейд был слегка ошеломлен оказанным ему приемом, не зная, добрый ли знак изменившиеся с их последней встречи манеры Сильвии или дурной. Но в какой-то миг девушка, к счастью для него, потянулась за лежавшими на столе ножницами и задела локтем корзину; та упала на пол. Оба наклонились, чтобы поднять выпавшие чулки и клубок гаруса; когда молодые люди выпрямились, Чарли держал Сильвию за руку, а она отвернула лицо, словно готова была вот-вот расплакаться.

– Что я сделал не так? – спросил он с мольбой. – Быть может, ты меня забыла? А я-то полагал, мы договорились не забывать друг друга. – Ответа не было, и Чарли продолжил: – Я никогда не переставал думать о тебе, Сильвия Робсон, и вернулся в Монксхэйвен лишь для того, чтобы вновь увидеть тебя перед отплытием в северные моря. Вернулся всего два часа назад и не зашел больше ни к кому из знакомых и родных; а теперь я здесь, но ты не хочешь со мной говорить.

– Я не знаю, что сказать, – произнесла Сильвия почти неслышно, но затем, скрепя сердце и решив говорить так, словно не поняла его намека, подняла голову, все так же, впрочем, избегая встречаться с ним взглядом, и, высвободив руку, добавила: – Матушка уехала погостить в Миддлхэм[48], а отец отправился с Кестером в поля; но он скоро вернется.

Какое-то время Чарли молчал, после чего произнес:

– Ты не так глупа, чтобы думать, будто я проделал весь этот путь ради встречи с твоим отцом или матерью. Я глубоко уважаю их обоих, однако не стал бы приходить сюда, чтобы увидеться с ними, ведь мне во что бы то ни стало нужно быть в Шилдсе в среду вечером. Ты не понимаешь моих слов, Сильвия, потому что не хочешь их понять. – Он не пытался больше взять ее за руку; девушка молчала, не в силах, впрочем, сдержать тяжелое дыхание. – Я могу вернуться туда, откуда пришел, – продолжил Кинрейд. – Я надеялся выйти в море с благословенной надеждой, которая поддерживала бы меня, с мыслью о том, что одна девушка меня любит и ждет, ведь моя любовь к ней столь безбрежна, что будь ее чувство ко мне хотя бы вполовину столь же сильным, мне бы хватило и этого – до тех пор, пока я не научил бы ее любить меня сильнее. Но коль ее сердце холодно и честный моряк ей безразличен, я удаляюсь.

Чарли направился к двери. Должно быть, он четко уловил в манерах Сильвии перемены, иначе не стал бы полагаться на то, что страх потерять его возьмет верх над женской гордостью. Не успел он сделать и двух шагов, как Сильвия быстро обернулась к нему и произнесла слова, прозвучавшие словно эхо.

– Я не знала, что ты меня любишь, – сказала она. – Ты никогда об этом не говорил.